Детородный возраст

Минут двадцать-тридцать мне накладывают швы, и эта боль – просто райские ощущения в сравнении с тем, что было. Стараюсь улыбаться и не плакать. Потом наваливается страшная усталость, и, видимо, я выключаюсь.

Открываю глаза, оттого что подвозят каталку. Меня быстро, аккуратно перекладывают, устраивают рядом спящую девочку и дают открытку. На ней написан вес, рост, время родов: 3.790, 52 см. 11 утра. Да! Состояние новорожденной 9–10 баллов по Апгар. Практически высший балл, даже трудно такое представить.

Нас куда-то везут очень долго, и я вдруг отчетливо понимаю, что у меня начинается вторая половина жизни, совсем не связанная с первой, в которой я была собой и для себя. Теперь «я для себя» закончилась. Надолго. Я по-прежнему «на другой планете». А эта крошечная девочка и есть моя новая жизнь, от и до. Я держу ее крепко, точно так же, как держала все эти месяцы, вглядываюсь в ее личико, не в силах оторваться и поверить…

* * *

«Дорогая Ингрида… Прости, не отвечала столько времени, две недели лежала в больнице: токсикоз ужасный. Говорю себе: дожить до завтра, завтра будет легче, но легче пока не становится. Предлагали дневной стационар, но я как представила, что это нужно ездить туда-сюда два раза, так сразу согласилась на обычный. Тошнит с утра до вечера и только к ночи чуть стихает. Что ем, не знаю. Что-то ем, но всё это пронизано отвратительными посторонними запахами, которые потом меня преследуют. Все вкусы изменились, любимая прежде еда оказалась предательски мерзкой. Хожу по гастрономам, принюхиваюсь, как собака, с тоской смотрю на полки и выхожу с пустой корзиной. Всё кажется „бумажным“ и безвкусным. К трем месяцам должно пройти, хотя кто знает: возраст, возраст… Но сейчас только восемь недель, токсикоз в самом разгаре. Однажды шла по Камергерскому – весь путь от урны к урне. Теперь ношу с собой пакеты. Бывают, правда, передышки – часа по два, по три, и это выручает.

Лежала в своей больнице. Конечно, не хотелось, но вышло – ничего, нормально, даже замечательно. Коля мне носил еду. Ты помнишь Колю Толстоброва? Он, конечно, в шоке и смотрит так, словно у меня теперь несколько глаз или ног, – расширенно-испуганными, всегда направленными в сторону глазами. Но, думаю, скоро привыкнет. Главный предоставил отдельную палату, так что я не была на виду. Думала позвонить Эре Самсоновне, но отчего-то не позвонила: не хочется поднимать лишний шум и не нужно, чтобы раньше времени все были в курсе.

Суд опять отодвинулся, так как я на больничном, но, похоже, это дутое дело не сегодня завтра закроется само собой. И, видимо, там, наверху, меня простили…

Ты не поверишь: у меня был настоящий Новый год. Вы там его не очень отмечаете, а для нас это чудо чудесное. Я думала, что посижу одна под елкой, под бой курантов выпью сок – и на бок. Купила небольшую елку (живую!), украсила гирляндами гостиную, накрыла столик на колесиках… Сижу одна, ни грустно мне, ни тревожно. Так, словно я в гостинице, но это чувство у меня давно. Вдруг в восемь вечера звонок. Я открываю – на площадке два снеговика, велят спускаться вниз: мол, подана карета. С трудом узнала Светку с Эльзой – приехали забрать меня к Светлане. Ты помнишь: та, которая живет в коттедже под Зеленогорском? Зимой я к ней не ездила ни разу, только летом… А зря. Там снег, он цвета ксероксной бумаги – белый-белый. Там такие сосны!.. А сугробы… И тишина… Тишина и звезды. Ты не поверишь – над лесом они висят так низко, будто купол неба накрыл землю. Как крышка – кастрюлю.

Я замечала сколько раз: на природе вопросы о смысле жизни никогда не возникают. И знаешь, ну была я за границей, повидала шедевры человеческих мыслей и рук. А лучше леса, скал и моря ничего не знаю. У Светки на участке куча фонарей и целая аллея елок, увитых разноцветными гирляндами: то просто ярко-синими огнями, то под цветущую яблоню, то вроде как гранаты. Ты к этому в Америке привыкла, а я так радуюсь всякой уличной иллюминации… Как жалко, что мы росли без этого. Как жалко!

Мне выдали валенки, шубу, и я всё ходила вдоль сосен. Там знаешь, очень интересно: направо пойдешь – лес сосновый, налево пойдешь – лес еловый, а прямо – дубовая роща. Токсикоза в лесу не почувствовала, просидела полночи со всеми. А потом меня Светка сразила: предложила вдруг к ним переехать: дом большой, пара комнат пустует. Я, конечно, растрогана, чуть не расплакалась. На другой день спала и гуляла. Вернулась домой только вчера. Может, думаю, впрямь переехать? Дотянуть до двадцати недель, взять отпуск, из него – в декретный… Но долго мне до двадцати недель, ох, долго! Ладно, поживем – увидим. Вообще, мне пропасть не дают. То вот Светка, то Эльза предлагает жить у них на даче (зимний дом с удобствами, где управляется старая тетушка). Я-то думала, все прочно упакованы в свои проблемы: здоровье, кризис возраста, родители, дети… Но выяснилось – всё не так.