Децема 1,5

— Станешь, — спокойно заверил Индра. — Что такое? Считаешь себя выше этого, потому что ты «особенная»? Можешь забыть о своей особенности. И чем скорее, тем лучше. Думала, что, придя сюда и принеся это барахло, ты получила привилегию называть моего отца своим отцом, а меня — своим братом? Что, выслушав твою историю, мы умоемся слезами умиления? Интересно узнать, о чем ты думала, когда отец назвал меня твоим наставником? Как ты себе это представляла? Тебе кажется, что я должен относиться к тебе с большим уважением? Что я слишком груб и жесток?

Погоди, ты еще не все слышала.

Чувствуя расползающееся жжение в груди, я даже не пыталась защититься. Потому что его слова были извращенной… правдой. Глубоко в душе я рассчитывала на понимание и поддержку, в связи с чем теперь мысленно называла Индру изувером и ублюдком. Он озвучивал мои наивные мысли в своем переложении.

— С этих самых пор у тебя будет свод заповедей, придерживаться которых ты станешь следующие три года, вплоть до своего совершеннолетия. Первая и главная: наставник — твой царь и бог.

Я не сдержала едкий смешок.

— Вторая: ты — никто. Как тебя зовут?

— Эла, — отозвалась я напряженно.

— У тебя нет имени. У тебя даже пола нет, понимаешь? Ты не женщина, твои волосы завтра будут срезаны. И тебе запрещено их отпускать до своего семнадцатилетия.

Услышав это, я подняла руки к своим волосам, которые, как и у моей матери, были густыми, волнистыми, выгоревшими на солнце. Потерять их означало разорвать всякую связь с родным домом.

— Эти два пункта включают в себя остальные: безоговорочное подчинение, никаких жалоб и недовольства, обязательное ношение перчаток и… вот это, — с этими словами он кинул мне зажигалку, которую я едва поймала.

И если о том, что означал его последний жест, я могла догадаться, то над словами о перчатках мне пришлось поломать голову. Дело, как оказалось, было вовсе не в его брезгливости. А в том, что мои руки были всегда ледяными.

— Если бы стать частью нашей семьи было так просто, очередь, собравшаяся под дверями этого дома, обогнула бы Амальтею трижды, — добавил Индра. — И, честно признаться, я сомневаюсь, что трех лет хватит на то, чтобы даже с модификациями приблизить тебя к уровню, приемлемому для бойца Нойран. Уровня старейшины ты не достигнешь и через полвека. А теперь становись на колени.

Нахмурившись, я набрала воздуха в грудь. Мой взгляд уставился в пол.

— Быть никем привычно для меня, — пробормотала я тихо. — Что не скажешь о вставании на колени. Однако я сделаю это. Но не потому, что меня напугала эта твоя… ваша речь. И не потому, что я ей прониклась. Да, мне больше некуда пойти и, да, я хочу стать сильнее, умнее, хочу стать лучше. Хочу стать кем-то. Но на колени я встану потому, что придет то время, когда на моем месте будешь стоять ты… вы.

Говоря прямо, что собираюсь превзойти его, я пообещала себе, что это — последняя моя дерзость в его адрес.

В тот раз Индра мне ничего не ответил, но судя по его взгляду, в этом и был смысл моего унижения. Он знал лучше меня, что этот момент наступит.

Глава 7

Все были довольны. Старейшины, простые подчиненные, а особенно старшая сестра Индры готовы были аплодировать стоя молодому боссу, когда увидели меня идущей позади него, обритую налысо и натренированную поджигать его долбаную сигарету в любой момент, когда этому малолетнему садисту приспичит курить.

Им нравилось видеть меня, жалкую и безвольную, явно противопоставленной им — знатным, уважаемым, неприкосновенным.

— Выгуливаешь свое животное? — не упускала возможности задеть меня Илона, которая от новости о моем удочерении едва не поседела.

Известие о пополнении их семьи задело восемнадцатилетнюю красавицу за живое. Потому при нашем знакомстве она посоветовала мне держаться от нее подальше.

— Лучше не попадайся мне на дороге, маленькая дрянь, — прошипела она в тот раз, смотря на меня сверху вниз. — Иначе я вырву тебе твои отвратительные зенки и скормлю их собакам отца. Они обожают глаза самоуверенных дур.

Не попадаться ей на дороге оказалось не такой уж сложной задачей: живя в одном особняке, мы, тем не менее, могли не видеться неделями. И потому я не вспоминала о ней и бойцовых собаках ее отца до тех пор, пока в голову Индры не приходила гениальная мысль разнообразить график моих тренировок уборкой вольера этих клыкастых монстров.

Первой вещью, которой мне предстояло научиться, был не рукопашный бой, фехтование или стрельба. Даже не алфавит. А терпение. Такое, которое было бы неотличимо от безразличия. Успехов в этом Индра добился уже через пару месяцев. Намного раньше, чем в остальном.

И дело было не в моей лени или отсутствии у наставника учительского таланта, а в том, что долгое время я страдала бессонницей. Карауля каждое утро Индру у его покоев, я почти всегда засыпала прежде, чем он выходил. Солнечный свет действовал на меня, как на иных благоприятная для сна темнота.