Децимация

Петр молча утвердительно кивнул, Сергей раздумывал над словами брата, а потом сказал.

– Ты знаешь, Иван, хоть ты и утверждаешь, что делаешь людям добро, но эти добро омыто слезами этих людей. То, что делают сейчас мешочники – неправильно, и ты сам слышал, как вашего брата ругают, но пока не благодарят. Вот, если бы всем дать равное количество хлеба, тогда бы не было ни зла, ни слез народа. Но пока мы этого сделать не можем, но скоро…

Неожиданно вступил в разговор Петр.

– Вот это ты правильно говоришь, Сережа. Никто не должен иметь больше, все должны получать одинаково. Я вот недавно был на собрании и видел, как шахтеры хотят урвать себе больше, выгадать на нашей шкуре. Им больше давай, а то они остановят заводы и паровозы – не дадут угля. У них же труд тяжелее нашего. Может не получиться всем поровну.

Петр смущенно замолчал от такой длинной для него речи. Федор, поддержанный двумя сыновьями, в ответ похвалил их:

– Правильно говорите, детки. Надоело на своем горбу возить всяких баров, пора и самим браться за вожжи и погонять их.

Но Иван с этим был не согласен и возразил:

– Вот вы так говорите, как будто жизнь прямая, как линейка, без углов и поворотов. Но кто произведет столько хлеба? Если всем давать равно, человек облениться и вообще не станет работать. Рабочие дадут свои товары крестьянам – а как? Им нужен посредник. Вот я им и буду при Советской власти. От этого никуда не денешься… жизнь она такая, что все люди, как шестеренки, двигаются от одного мотора. И каждой, даже маленькой шестереночке, отведено свое место.

Сергей думал: «Снова я не знаю, как будет дальше при рабочей власти. Вроде, Ваня, и прав. Надо что-то почитать… может, Маркса? Говорят, он все это описал давным-давно – как и что будет». И ответил Ивану:

– В новом обществе не будет людей-шестеренок и посредников. Из рабочих и крестьян будут созданы комиссии, и они-то и договорятся, что к чему. Все будет делать сам народ, – подчеркнул Сергей.

Петр, внимательно прислушивавшиеся к разговору, сказал:

– Вот недавно слушал анархиста – он как раз об этом говорил, что будут созданы трудовые организации и они сами будут решать, кому продавать свой товар, и станут рабочие хозяевами. А раз будут созданы рабочие союзы, то не надо государства, – говорят анархисты. Действительно, зачем оно нужно, если рабочие сами собой будут управлять? Вот я, например, знаю свой паровоз до последнего винтика, и мне не нужно указывать, что ремонтировать и когда. Бригада сама знает. Поэтому нам не надо буржуев для руководства. А ты, Иван, все-таки стал буржуем, хотя и не хочешь признавать этого, – неожиданно заключил он.

Иван обиделся, и это было видно по его надутым губам, но глаза напряглись и стали холодными, – он готовился дать ответ. Сергей же думал: «О чем рассказывает Петр, о каких анархистах? Я тоже так думаю. Но я ж большевик, не анархист! Не хватает мне грамоты, учиться надо…»

А Иван ответил:

– Вот и договорились – я буржуй. Да я ж сказал, что работаю, как вол! Да и нынче стало больше опасностей в нашей работе. Поэтому если вы – заводские рабочие, то я – торговый рабочий, и не надо мне такое, что сейчас Петр сказал, говорить.

Сергей, покачав головой произнес:

– Нет… ты уже не рабочий – ты мелкий буржуй. Пока у тебя мысли близки к рабочим, но в тоже время уже не рабочие. Ты и сам видишь, но упрямишься признать. Но ты наш брат, и давай не будем спорить на эту тему, – заключил он.

Тут и мать вмешалась:

– Хватит спорить. А то родные братья – и еще поссоритесь. А ты, старый, – накинулась она на Федора, – вместо того, чтобы перевести разговор, масла в огонь подливаешь. Сам не смог выбиться в люди, так не мешай сыновьям!

– А я не хотел выбиваться в люди! – захорохорился отец. – Если бы я стал буржуем, мне было бы стыдно жить на свете. Это твоя крестьянская душа не успокоится никак, что ты не хозяйка имения.

– Да ты и был никчемным, только работа да питье для тебя главное дело. Таким и на старости лет остался, – ответствовала мать.

Федор не мог снести публичного оскорбления, хотя и семейного:

– Замолчи! – пьяно закричал он. – А то я тебе…

Но что он хотел дальше сказать не сказал, только посмотрел на сыновей, которые молча улыбались, глядя на них, как три глыбы их семейного торжества. Федор замолчал и произнес совершенно другое:

– Давайте еще по одной выпьем, – и стал разливать водку.

– Вот, что ты и умеешь делать, – не унималась мать. – И детей этому учишь.

Отец снова исподлобья посмотрел на мать, а сыновья расхохотались. Раньше отец мог и ударить Анну, а сейчас, в присутствии взрослых сыновей, чувствовалась смешная неуместность угроз в ее адрес, а это придавало матери уверенность в разговоре с пьяным мужем. В конце концов Федор тоже стал смеяться, отчего огонек в лампе заколебался в разные стороны. Анна уже спокойно, но все же ворчливо сказала:

– Допивайте уже, и надо-ть отдыхать.