Децимация

– Помъятаю. Вовремя тогда тебя полиция сцапала! А теперь ты, ворюга и каторжник, революцию делаешь? Всех хочешь ограбить? Как барина, который давно сказал – забирайте все. Почему землю не хочешь дать селянам, а отдаешь коммунии?

– Чтобы вы, дрянные мужичонки, жили лучше! Чтобы снова не появились мироеды, как ты, получившие землю бесплатно! Понял?

Но настроение толпы уже переменилось, и она враждебно смотрела на своего предводителя.

– К суду его! – раздались крики. – Шо он пришел и командует у нас! Сами проживем, без городской помощи! Знаем как!!

Мужик с винтовкой, слыша эти крики, заорал:

– К суду его, суду! Батюшка, будь мировым. За Прохора!

Но священник, отец Корнил, торопливо ответил:

– На все суд Божий. Разберетесь сами, а я побежал, – у меня матушка болеет, и некому ей подать лекарства и поесть.

Он сбежал с крыльца и торопливо пошел со двора. Толпа молчала, озлобленно ощупывая глазами Пыхтю. Зверь напрягся и приготовился к прыжку на своего мучителя.

– Что с ним делать? – заорал крестьянин в овечьем зипуне. – Надоть громадой его судить и немедля! Если он еще к нам приедет снова, то опять убьет кого-нибудь. У него жизнь бандитская! Он городской, и будет нас грабить, как всегда! Стрелять таких, как собак!

Мужик с винтовкой закричал:

– Стрелять в него мало. Повесить! Если бы не он, и с барином простились по-хорошему, и все живы были бы! Давай вешать! Тащите веревку! – принял он решение.

Пыхтя растерянно следил за смертельными для него приготовлениями. Потом закричал:

– Что вы хотите делать? Да вам, грязным уродам, новая власть дала землю, все дала! Меня партия послала сюда, чтобы вразумить вас к новой жизни, которая начинается сейчас! Сами ж вы не способны что-то сделать для себя, вас как малых деток надо учить, водить за ручку! Наслушались баек барина да попа, будто бы вам все упадет под ноги, без труда! Вам нужен поводырь, и наша партия им является, – ведет вас к лучшей жизни! Я вам помог, а вы меня в петлю! Дурнями были, дурнями и остались!!

Но уже через верхнюю балку на крыльце пропустили веревку и набросили петлю на шею Пыхти. Он не сопротивлялся.

– Так что, без суда будете вешать? – только и спросил он.

Мужик в зипуне закричал в ответ:

– Вот суд, как над барином! Громада согласна с ним покончить за убийство Прохора? – обратился он к крестьянам.

– Согласна! Так! – раздались недружные угрюмые голоса.

– Вот и весь суд! – радовался мужик в зипуне. – Мы и без вас таперича проживем. Земля наша. Спасибо скажешь на том свете советской власти, но законы у себя мы устанавливаем свои. Коммунии нам не треба. Правильно, мужики?!

На этот раз раздались более дружные голоса о своем согласии.

– Несите скамейку под ноги!

– Не надо, – ответил крестьянин с винтовкой. – Ты лучше помоги мне, – он худой, и так его на веревке подымем.

Мужик в зипуне с готовностью бросился к нему. Толпа с растерянно-злобным любопытством наблюдала. Зверь бросился на своего укротителя.

– Подумайте, что делаете!? – прокричал Пыхтя. – Ведь не по-божески это!..

– А ты с барином по-божески… – раздалось в ответ.

Пыхтя еще что-то хотел сказать, но веревка уже натянулась, петля удавкой перехватила шею, и его последние слова застряли в горле, закончившись удивленным хрипом, тело вытянулось, носками ног он пытался нащупать твердь, потом схватился руками за веревку, будто подтянулся, но сразу же безжизненно обвис, только глаза открывались все шире и бессмысленно-грозно глядели в толпу, застывая на морозе, открылся рот и из него вывалился набок начинающий синеть, еще недавно извергавший на недотеп-селян гневные слова, язык. Двое быстро привязывали к стойке веранды веревку, чтобы не держать мертвый груз на руках. Толпа с изумлением смотрела за происходящим, все свершилось быстро, некогда было думать и рассуждать. Зверь рвал тело своего мучителя огромными кусками, наслаждаясь своей силой и смелостью, наслаждаясь необъятной свободой, которую получил из рук повешенного. Вдруг будто леденящий ветер пробежал у всех коже. Толпа, оробев от ужаса, взглянула на холодные, выпученные глаза своего недавнего вожака и, словно приходя в себя, стала разбегаться торопливо, без крика и слов, тяжело сопя и шаркая подошвами валенок и чуней. Зверь, насытившись, осознал, что он поступил превратно и, облизнув кровавые губы, трусливо побежал в свою клетку, боязливо оглядываясь на ходу на еще теплое тело своего господина. В клетке сейчас было надежней и безопасней – прикованный и смиренный раб не вызывает сочувствия или осуждения, его не замечают, как и многих других вещей на свете. Только мужик в зипуне и крестьянин с винтовкой, недавно вешавшие Пыхтю, деловито разворачивали подводу с вещами бывшего барина, чтобы отвезти имущество к себе домой.

Иван наблюдал с ужасом, не верил своим глазам, что все это происходит наяву. Его вывел из безотчетного страшного видения тихий шепот возницы:

– Поехали, барин, отседова. Подобру-поздорову.