Децимация

– Конфект. Такие большие, в цветной бумажке. Марципаны называются.

– И все?

– Дядя Сережа, если деньги будут, то куклу.

– Договорились. А тебе? – обратился он к Виктору.

– Тоже конфект. Таких же, – смущенно сказал мальчик. – И наган.

– А зачем наган?

– Воевать. У мальчишек есть, но они поломанные. Я хочу настоящий.

– Ну, наган не куплю, а игрушку привезу.

Мать поставила отваренную картошку с салом.

– Ешь.

Сергей быстро проглотил картошку и заторопился:

– Я пойду к Полине.

– Она ж на работе?

– Я сказал ей, что сегодня, возможно, уеду, и она обещала прийти пораньше.

Сергей, увидев огорченное лицо матери, сказал:

– Мам, ты не ругайся на нее и на меня… что поделаешь! Судьба.

– Я уж давно не ругаюсь. Смирилась.

– Вот и хорошо. Ты с ней без меня будь по-доброму. Она ж не виновата. Я ж к ней…

– Мы с ней давно по-хорошему. На улице балакаем. Только она стесняется заходить к нам. Ты ей сам скажи – пусть заходит, не боится.

– Хорошо, скажу. Я пошел.

Мать с тоской посмотрела ему вслед. Вот еще один ушел из семьи. Никого, кроме Петра и внуков, рядом не будет.

Сергей зашел в дом Полины. Вчера он сказал ей, что уедет ненадолго. Дома были дети. Они привыкли к Сергею, и младшая называла его иногда «папой». Это нравилось Сергею, но с другой стороны он чувствовал себя при этом обращении как-то неуютно, – из-за неожиданности сложившегося положения. Но он успокаивал себя тем, что закончится революция, и Полина родит ему сына. Они об этом уже договорились. Младшей дочери Полины было восемь лет, а пацану – десять, и он ревниво относился к своей матери. Видимо, память об отце была еще жива в нем. Но с Сергеем он дружил, любил с ним разговаривать. Окончательно они подружились, когда Сергей взял его с собой на дежурство на Острую Могилу и показал пулемет вблизи.

– Почему не гуляете на улице? – спросил Сергей детей Полины.

– Холодно. Да и никого из мальчишек нет там, – ответил старший. – Мамка оставила на плите есть. Бери.

– Не хочу, я поел. А вот вы садитесь и ешьте.

Дети не заставили себя долго упрашивать и с удовольствием хлебали жидкий постный суп. Сергей прилег за печью на кровать и незаметно для себя заснул. Проснулся, когда пришла Полина. Раскрасневшееся на ветру лицо Полины выглядело усталым. Старое ситцевое платье плотно облегало располневшую фигуру. Она с нежностью посмотрела на Сергея и, казалось, глаза спрашивали: «Ну, доволен всем? Поел? Поспал…»

– Пора собираться, – произнес Сергей, вместо ласковых приветливых слов.

– Давай собираться, – покорно согласилась Полина.

Пожитков было немного – рубашка да теплое нательное белье. Полина вытащила из сумки, с которой пришла с работы, кусок сала, хлеб, еще что-то – и завернула в старую газету.

– Это тебе в дорогу.

– Зачем? Небось, на рынке купила на всю зарплату… дорого же.

– Нет. Знакомый уступил. Вышло дешевле. Я все в вещмешок положу.

– Оставила бы себе. А то вон, дети голодные.

– Ничего. У нас еще есть продукты. До получки хватит.

Сергей знал, что продуктов у Полины немного, – раза три приготовить прозрачной похлебки. Его паек уже съели. Он не стал настаивать на том, чтобы она оставила сало и хлеб себе.

– Ну, пора.

– Давай присядем на дорожу. Кто знает, когда вернешься.

– Не успеешь соскучиться, как я буду здесь, – бодрым тоном ответил Сергей. – Не более недели буду там.

Не знал еще Сергей, куда его еще занесут ветры революции, но Полина чувствовала, что разлука будет долгой, и вернется Сергей в родной Луганск только через год, но Полины уже не будет на этом свете. Ветер великих потрясений будет мотать его, как перекати-поле, по всему югу России, по бескрайней, то заснеженной, то зеленой, пропитанной кровью, благодатной земле. И он будет щедро поливать чужой кровью плодородную землю, и капли его крови так же обогатят плодородный южнороссийский чернозем. Но он об этом пока не знал и не думал.

– Все, посидели. Пойдем к нам. Айда, детки, со мной.

Они вышли во двор, и Полина хотела закрыть дверь на замок, но Сергей сказал:

– Подожди. Там на печке осталась пачка табака. Дай-ка, возьму в дорогу.

Сын Полины бросился вперед:

– Я принесу, дядя Сережа.

– Не надо, ты не знаешь, где он лежит.

Он зашел в хату, торопливо развязал вещмешок, вынул сало, хлеб и все остальное, что завернула Полина, и оставил на столе, на видном месте, чтобы заметила хозяйка и дети, и не пришлось хлебу черстветь в укромном углу. Завязал мешок, схватил за печкой табак и быстро вышел.

– Вот он, – показал пачку, развязал мешок и сунул туда табак. – Пошли.

– Плохая примета, Сережа, что ты вернулся обратно в дом, когда уже попрощался с ним. Старики говорят, если так происходит, то не суждено больше встретиться с тем, кто в нем жил.

– Перестань каркать, – добродушно ответил Сергей, довольный тем, что оставил продукты дома.

– Да я не каркаю… люди так говорят.

Они зашли в дом Артемовых. Мать уже сложила небольшой деревянный чемоданчик, который находился в их доме с незапамятных времен. Краска давно облупилась, и были видны оголенные, будто закаменевшие жилы дерева. Сергей замахал руками:

– Я не возьму его! Мне и класть-то туда нечего.