Детская история

И снова наступила весна. Был непривычно мягкий для здешних широт солнечный день, пронизанный трепетом легкого ветра. Ребенок стоял посреди двора, посыпанного песком. Площадка слегка поднимается в гору и там, на заднем плане, обрамляется рядом кустов. Ветки колышутся, открывая разворачивающиеся на глазах черные глубокие пространства, в гармоничном согласии с развевающимися на переднем плане волосами, как это было почти десятилетие назад во время одинокой прогулки у чужеземной реки (только волосы теперь стали длиннее и в них появились темные прядки), и ребенок, овеянный этим сплошным неистовым колыханием, уходит в эти пространства, на край света. Подобные мгновения не должны исчезать бесследно, и они не должны быть забыты: они требуют продолжения, дабы они могли парить дальше, они требуют мелодии, дабы могла сложиться ПЕСНЬ.

Дождливым утром следующей осени взрослый провожает ребенка в школу. Сумка с учебными принадлежностями за эти годы так отяжелела, что нагруженный поклажей ребенок получил прозвище «Раб школы». К ним присоединяются другие дети, и ребенок дальше идет вместе с ними один, без взрослого. Улица, сырая и темная, упирается в блок новостроек. Перед ними раскачиваются на ветвях плоды платанов. Светлое пятно в картине — ряды балконов и поблескивающие четырехугольники окон на уровне земли, а на переднем плане металлические молнии и бляшки с именами на рюкзаках идущих детей. Все вместе сливается теперь в одно и складывается в единый, тот самый, единственный, вспыхивающий ярким пламенем, достающим до самых высоких вершин вселенной, — текст, который еще предстоит разгадать, и свидетель того вспоминает в сей миг, к которому он будет потом нередко возвращаться, слова поэта, приложимые к любой истории ребенка, не только к написанной: «В кантилене увековечивается полнота любви и всякого неизбывного счастья».

"Ορσο, τέκνον, δεΰρο πάγκοινον ές χώραν νμεν φάμας οπισεν

Зальцбург,

весна и лето 1980 года