Детская книга

– Не знаю, – ответил Метли. – У меня нет детей, и ныне я порой теряю связь с ребенком, которым был когда-то. Как вы думаете, миссис Уэллвуд, существует ли возраст, когда люди становятся совершенно взрослыми и в них не остается ничего от ребенка? И в каком возрасте это происходит? Я не говорю о впадении в детство – это бывает со всяким, кто заживется на свете.

Он понизил голос и говорил очень серьезно. Его слова перекликались с мыслями самой Олив. Она писала для ребенка, до сих пор живущего в ней, и для ребенка, которым была когда-то. Она как-то смешалась и спросила Метли, почему у него нет детей. И тут же пожалела об этом вопросе. Брак может быть бездетным по очень многим причинам. И лучше эти причины не упоминать.

Он склонился к ней:

– Я заметил, что бывают бездетные браки, в которых муж и жена составляют друг для друга все, абсолютно все. Они играют роли отсутствующих детей, они любят детей друг в друге, у них сохраняется способность к игре, невинность, которая часто, как я заметил, теряется в более плодовитых браках. Хотя они также могут быть – по выражению Блейка – искушенными в общении друг с другом, умеют не стесняться чужих глаз…

Олив не нашлась сразу, что сказать. Герберт Метли продолжал:

– Это не совсем точно, что мой брак бездетен. Я чувствую, миссис Уэллвуд, что могу вам доверять, – вы, как и все хорошие писатели, выставляете напоказ свою сокровенную душу, и я знаю, что вы мудры и добры. У меня нет детей. У моей жены три дочери. Она была женой… священника в Бэтли… она была счастлива замужем, но не проснулась. Она жила во сне, полном добрых дел и хорошеньких платьев. Мы встретились… она и я… и в течение двух лет пытались отрицать то, что поразило нас… поразило нас как молния. Я не мог писать. Она болела. Ее охватило загадочное изнеможение – она едва могла стоять или ходить. Я пришел к ней, чтобы сообщить, что я покидаю Бэтли – я собирался эмигрировать в Канаду, – и я взял ее руку… и мы увидели – вместе, как одно существо, – что я не могу уехать, не могу уехать один, никогда не смогу. Поэтому она уехала со мной, и с тех пор мы зажили счастливо, и, как я сказал, мы с ней друг для друга – всё. Мы мало кому об этом рассказываем. Муж не дает ей развода. И не позволяет видеться с детьми – хотя это, может быть, и к лучшему… она выбрала другую жизнь, и любое напоминание о прежнем будет причинять боль… сильную боль…

Через два или три дня Герберт Метли явился в старый дом священника один. Олив оказалась в саду – она сидела за складным столиком и писала. На ней была простая соломенная шляпа и свободное кубово-синее платье, чем-то напоминающее фартуки ее дочерей. Он непринужденно встал рядом с ней – его тело всегда принимало непринужденные позы, даже если голос звучал сдавленно.

– Милая миссис Уэллвуд, я не буду вас отрывать от работы. Кому, как не мне, знать весь ужас… леденящий кровь… когда пишешь и вдруг твой поток мыслей кто-то прерывает. Я только принес вам небольшой подарок… вот он… я взял на себя вольность надписать его… это, может быть, лучшая из моих работ… но судить вам.

Он вручил ей завернутую книгу и ушел. Олив была тронута. Почти никто не знал, как это больно, когда кто-то прерывает чернильную цепочку твоих мыслей. Метли был очень деликатен.

Книга называлась «Дочери человеческие», автор – Герберт Метли. Внутри он написал:

«Олив Уэллвуд, мудрой женщине и талантливой писательнице. От доброго друга – Герберта Метли».

Олив закончила писать и в гамаке, куда прилегла после обеда, начала читать «Дочерей человеческих».

Это была история молодого провинциала, любившего женщин. Книга начиналась так: очень немногие мужчины признаются, что любят женщин – во множественном числе. Порядочный мужчина должен искать Единственную, которая станет подругой его души, но как же ее узнать, если не исследовать, не сравнивать, не изучать женскую природу?