Детская книга

В Пэрчейз-хаузе дела шли все хуже и хуже. У Фладда и раньше бывали перепады настроения – он то целыми днями яростно работал бок о бок с Филипом, то по несколько дней подряд просиживал в кресле, рявкая на Филипа, если тот спрашивал его о чем-нибудь или просил денег, и изредка замечая Серафиту лишь для того, чтобы сказать ей колкость. После отъезда Имогены Фладд немедленно погрузился в черную депрессию: он сидел, уставившись на портрет Палисси, или горбился, обхватив голову руками, словно она болела. Когда период спячки закончился, Фладд не вернулся к работе, но начал стремительно, никого не предупреждая, уходить из дому на болотистые равнины, без шляпы и без куртки даже в ветреные, мокрые дни. В один особо мрачный день он смахнул на пол целый лоток только что глазурованных горшков, бормоча, что это безобразные выкидыши.

Это была неправда, и Филип почти разгневался оттого, что пропало даром столько хорошей работы. Но Филип был проницателен и понимал, что может себе позволить, а что нет, – и точно знал, что не может позволить себе сердиться на мастера или презирать его.

Но он пожаловался Элси, что дела идут все хуже и хуже. Оба знали, что он имеет в виду. Элси сказала, что пыталась поговорить с миссис Фладд, но без толку. Миссис Фладд ответила, что у ее мужа много забот и трудный характер и что Элси это уже и так знает.

Однажды Филип отправился на обычную одинокую прогулку в Дандженесс для сбора плáвника, раковин и необычных камней. Стояла переменчивая, шквалистая погода, ослепительные пятна света на воде сменялись ударами ветра и обрывками облаков, затмевающими солнце. Вдруг Филип увидел Фладда – тот стоял у края воды, хлопал руками и неслышно орал на море. Филип решил сделать крюк побольше, надеясь, что хозяин его не заметит. Но тут увидел, что Фладд, в ботинках и вельветовых штанах, стоит в воде, которая уже дошла ему до щиколоток. Быстро идти по наклонной плоскости, усыпанной галькой, – не так просто. Филип изменил направление и двинулся к Фладду. Галька скрипела и стонала под ногами. Фладд погрозил кулаком горизонту и сделал несколько шагов вперед, маша руками, как мельница. Вода уже дошла ему до бедер, руки задевали гребни пены. Филип еще никогда не заходил в воду с этого берега. Он знал, неведомо откуда, что дно идет под уклон, а потом, уже там, где глубже человеческого роста, резко обрывается вниз, в коварные течения. Он неуклюже побежал вниз, к горшечнику, который сделал еще два-три шага, скрежеща галькой, и зашел уже по пояс. Филип не умел плавать. Он стал прикидывать, что случится, если он бросится на Фладда и упадет в засасывающую воду. Он кое-как подобрался к тому месту, где стоял Фладд, и прокричал в ветер: «Пойдемте домой, сударь. Пойдемте, прошу вас».

Несколько секунд они стояли так – старший качался в прибое, хлопая по воде огромными руками, а юноша лихорадочно соображал, как схватить его и не потерять равновесия, и в то же время продвигался вперед, следя, чтобы обе ноги твердо стали на грунт.

– Бенедикт Фладд! – проорал он.

Фладд наконец обернулся, злобно распялив завешенный косматыми волосами рот и дернувшись всем торсом.

– Иди домой, – сказал он и со всплеском упал на бок, в море. Снова поднялся, видимо стоя на коленях на гальке и соскальзывая под уклон, и кричал на Филипа, что тот – назойливый дурак.

Филип прошел вперед мелкими, словно жеманными, шажками и взялся за мокрую фланель рубахи:

– Пойдемте из воды, хозяин. Пойдемте домой.

– Оставь меня.

– Как можно? – сказал Филип, выдавая, что сердится. – Я должен доставить вас домой. Помогите мне.

Фладд брыкнул ногой – желая то ли освободиться от Филипа, то ли помочь ему, – и под водой поехал целый обвал гальки. Филип обхватил руками тушу Фладда и потянул.

– А ну-ка помогайте мне, – яростно и рассудительно сказал он. – Помогайте себе самому. Пойдем, пойдем.

И они как-то начали карабкаться вместе и выкарабкались на сушу, которая вовсе не была сухой – из-за воды, которая лилась с Филипа и Фладда, и воды, которую выхватывал из моря ветер, хлеща ею землю.

– Зря ты мне помешал, – сказал Фладд, но не грубо. – Я решил взять и зайти в воду и идти, не останавливаться. Напрасно ты меня остановил.

– Почему? – спросил Филип. – Почему вы так? Вы великий художник. Вы умеете такое, что многим и не мечталось.

– Оно от меня уходит. Я ничего не могу. Наверное, так и не смогу больше… не смогу… до конца жизни. Вот я и думаю, чего тогда тянуть?

– Это просто настроение такое. У вас оно и раньше бывало – черная полоса. Я видел. А потом вы делали удивительные вещи. Тот горшок с солнцем и облаками, помните? И другой, как пылающая парча. Помните? Если бы вы тогда утопились, тех горшков не было бы.

– Тебя горшки больше заботят, чем я.

– А если и так, это оттого, что я похож на вас. А вы сейчас чуть не утопили нас обоих, и это было бы несправедливо.

Филипу не показалось странным, что он не умолял Фладда спастись ради жены и дочерей.

* * *