Детская книга

Девочка моя, я не знаю, интересна ли тебе еще эта сказка – может быть, ты уже взрослая дама и оставила младенческое, – но я много думаю о тебе, а так как мое ремесло – писать сказки, я написала кусочек той сказки, которую до сих пор мысленно называю твоей. Ты не пишешь, как ты там живешь. Мы все по тебе ужасно скучаем. Твоему здравомыслию, пониманию, деловитости нет равных. Мы все без тебя стали какие-то унылые и запущенные. А Том ночует в лесу и возвращается ужасно грязный. Пожалуйста, доченька, пиши. Можешь не читать мою глупую сказку, если не хочешь.

Твоя растерянная и любящая мать

Теперь Дороти нужно было кое-что сказать Ансельму, не прибегая к помощи Гризельды. Дороти набиралась немецких слов из повседневного обихода, но говорила еще недостаточно хорошо, чтобы объяснить Штерну, кто такая миссис Хиггль, или расспросить его о своей матери. В редкие минуты одиночества – вот как сейчас, сидя над листками из английской школьной тетрадки со сказкой об английских зверьках, которые были еще и людьми, – Дороти чувствовала, что Штерн околдовал ее. Она была счастлива только рядом с ним или на пути к нему – но при этом все время боялась, боялась ловушки или чего-то невидимого.

* * *

Они сидели у него в мастерской. Она протянула ему пачку листов, полученных от Олив. И монотонно сказала по-немецки:

– Ein Brief von meiner Mutter. Ein Märchen. Ich habe meiner Mutter nichts von Ihnen – von Dir – gesagt.[50]

Он посмотрел на нее долгим, серьезным взглядом и взял бумаги. Дороти была в состоянии, через которое проходят все люди в начале влюбленности, – когда хочется сказать любимому или любимой – своему второму «я» – абсолютно все, выложить все, еще не зная, что может и чего не может понять и принять реальный человек. Гризельда сидела бледная, словно растворяясь в воздухе. Ансельм переворачивал страницы с рисуночками, изображающими ежиков, лягушек и подземные кухни с рядами кастрюлек. Он спросил у Гризельды:

– Что это?

– Скажи ему… Она пишет по сказке для каждого из нас. Это моя. Это причудливая история про волшебных ежиков.

– Я не знаю, как перевести «причудливая». – Гризельда взглянула на Дороти. – Не плачь. Зачем ты это принесла?

– В этой сказке есть немножко и от нее. Я хотела свести все вместе. Не переводи это.

Но он кивнул, словно понял.

– Хиггель, – произнес он. – Мис-сис Хиг-гель. Что такое миссис Хиггель?

– Eine Kleine Frau die ist auch ein Igel,[51] – объяснила Гризельда.

– Ein Igel[52], – повторил Штерн.

– Иглы? – эхом отозвалась Дороти.

– Нет-нет. Igel по-немецки еж.

– Ханс майн Игель.[53] Это сказка братьев Гримм. Он говорит, что ставил эту сказку для нее.

Она повернулась к Ансельму.

– Für die Mutter?[54]

– Genau.[55]

– Ясно. Миссис Хиггель – это Ханс майн Игель. Я много лет не играл эту сказку. Марионетка человека-ежа, я думаю, одна из моих лучших. Мы его найдем, и завтра я поставлю эту сказку. Я думаю, она назвала тебя миссис Хиггель в честь сказки «Ханс майн Игель». Это странная история. Одна женщина очень хотела ребенка. Она сказала, что готова родить кого угодно, хоть ежика. А в сказках люди получают то, о чем просят. Ее ребенок оказался на верхнюю половину тела ежом, на нижнюю – красивым мальчиком, и она воспылала к нему отвращением.

Гризельда не сразу смогла перевести «отвращение».

– Поэтому он спал на соломе у печки, ездил по лесу на боевом петухе и играл на… я не знаю, что такое Dudelsack.

Штерн показал жестом.