Детская книга войны - Дневники 1941-1945

3 мая. Первое мая отпраздновала так, как и мечтать не могла. Наш директор фабрики Мазур устроил банкет для всех рабочих. Каждый цех убрали и украсили по-праздничному, сделали длинные столы, которые накрыли белыми накрахмаленными скатертями и сервировали, как в хорошее довоенное время. Вокруг ходили официантки и обслуживали не хуже, чем в первоклассном ресторане. Было шампанское и еще какое-то красное вино. Водки, по-моему, не было. Угощение состояло из бутербродов с красной рыбкой и копченой колбасой, потом принесли тушеное мясо с картошкой. Выпив бокал шампанского, я очень захмелела, поэтому тихо сидела и слушала тосты наших цеховых руководителей. Было так хорошо, что в одно мгновение мне показалось, что мы празднуем победу. Потом пошли на фабричный двор, где устроили танцы. Я не танцевала, так как у меня еще зимой развалились туфли. Я была в бабушкиных кожаных тапочках и поэтому жалась в сторонке. Но это не испортило мне праздник. А на дворе немного захмелевшие начальники так отплясывали, что любо-дорого было смотреть. Баянист играл все, что просили: русского, цыганочку, барыню и даже кадриль. (...)

6 июня. (...) Мама немного поправилась. У нее завелся дружок Сима, небольшого роста, неказистый мужичок. Теперь на «заработки» в пищевые цеха они ходят вместе. У Симы все погибли зимой 1942 года. Удивительно, как он сам-то уцелел! Уж не объедал ли своих, как это делал отец двух девочек из шестой квартиры? Я его стараюсь не замечать, мама же обижается, говорит, что Сима очень хороший человек. Ну ладно, будем считать так. Вообще-то ей, действительно, везет на хороших людей.

Налеты с воздуха и обстрелы не прекращаются ни днем, ни ночью. Расположение орудий на высотах позволяет немцам вести прицельный огонь. Из-за этого очень много человеческих жертв. (...)

3 сентября. Услышала по радио, что Художественное Промышленное училище производит дополнительный набор на первый курс. Можно поступить с шестью классами. Бегу в школу за справкой. (...)

22 сентября. Вчера был первый урок живописи. Пока будем писать только акварельными красками. Учитель, на вид болезненный и истощенный человек с красивой бородой и смелой манерой общения (мальчишки тут же прозвали его Шишкиным), попросил сдать ему тюбики с черной краской. «Акварель, – сказал он, – легкая, прозрачная краска, она не терпит черноты и какой-либо мутности. Даже глубокие тени учитесь писать без ее помощи». (...)

3 октября. Наступление наших войск теперь не остановить до самого Берлинa! Все так говорят. Настроение хорошее, приподнятое. Часто захожу в парикмахерскую на Литейном, делаю завивку щипцами. Волосы у меня послушные, этой прически хватает на всю неделю. На танцы ездим в клуб МВД или в Мраморный только по субботам или воскресеньям. Мне необходимы модельные туфли. Не могу же я все время танцевать в чужих! Решили продать швейную машину (подарок бабушки Кати) и купить хорошие туфельки. Сплю и вижу светлые, изящные, на невысоком каблучке. (...)

20 октября. Наши ребята из НКВД с седьмого этажа переехали в домик, где раньше была парикмахерская. Встречаемся теперь реже, и узнать, где Леша, нет никакой возможности, а от него – ни слуху, ни духу. Думаю, что он потерял ко мне интерес. А я вспоминаю его почти каждый день. Очень хочется увидеться. Ничего не слышно о Леше и от его ребят, а спрашивать я не хочу.

25 октября. Приехала из училища – дома никого, холодно, тоскливо. Затопила печку, с ней, горящей, всегда уютней и веселей. Смотрю на яркое пламя, глаза слезятся, слезы так и текут по щекам. Сижу, плачу сама не знаю о чем. Прогорели дрова. Стою я в темной комнате, прижавшись к теплой печке, и такое у меня состояние, словно жду чего-то, на душе тревожно. Неужели это по Леше тоска, неужели влюбилась? И так мне захотелось, чтобы он пришел. Леша! Вдруг раздался звонок, и сердце забилось так часто, что я задохнулась, не могу сдвинуться с места. Потом отворила дверь - на темной лестнице стоял Леша! Я сумела быстро скрыть свои чувства, свое смятенное состояние и спокойно предложила войти. Теперь такое время, что гостя не угощают, так как нечем. Мы сели на диван и проговорили около часа, пока не пришла Сашета.

Говорили так, ни о чем, то есть ни о чем серьезном. Я делала вид, что немного рада его приезду, хотя на самом деле была просто счастлива. Он, как всегда, шутил. Потом Леша ушел, не сказав, когда снова появится здесь, и я не спросила. Когда между нами пробежала черная кошка? Говорят, что разлука гасит маленькую любовь, а большую раздувает еще сильней. Ну, конечно, откуда было взяться большой любви? (...)