Детская книга войны - Дневники 1941-1945

4 ноября. 3-го ноября со мной и с еще одним бойцом т. Боруновым произошел нехороший случай. Нам дали шоколад, пирожные и потом вечером конфеты. Во время обеда, когда я получил шоколад, Кузнецов предложил мне продать все в три раза дороже. Я отказался. Тогда он опять стал просить, говоря, что это нужно матери. Я одно пирожное продал, а второе съел сам. Когда уже после, я съел немного шоколада, и у меня осталось полплитки, Кузнецов попросил продать ее за 15 рублей, когда и плитка стоила 5 рублей 2 копейки. Я сначала думал, что он смеется, и не продал, но потом все-таки согласился продать, руководствуясь той целью, что мне нужны были деньги.

Когда я выкупал шоколад, то этого у меня и в уме не было, чтобы перепродавать. Не то чтобы я соблазнился деньгами, а я просто ни о чем не думал и не понимал, что совершаю нехороший поступок по отношению к товарищу, с которым жил вместе уже почти два месяца и спал на соседней койке. Когда я уже перепродал, то пошел в 22-ю комнату играть в биллиард и там сообщил о сделке. Ребята стали смеяться, что они один другому тоже продадут, и, в конечном счете, получился аналогичный случай, Борунов продал Ерофееву полплитки или меньше за такую же цену.

Вечером под руководством Шимко мне ребята стали объяснять, что я совершил и к чему это влечет. Что, может, завтра я продам ватник, пойду продавать хлеб и т. д. Что это мародерство, спекуляция. И если дать огласку и передать в ревтрибунал, можно получить 8 лет. Решили по предложению Айзиковича и Шимко устроить товарищеский суд, не вынося это из стен взвода. Позвали политрука.

Суд под председательством Айзиковича, так как он учился в Юридической школе и кое-что понимает, и при посредстве секретаря т. Преде вынес общественное порицание перед строем. Пошло дальше, так как, по словам Шимко и политрука и Преде, комсомол этого оставить не может. Собрали тотчас же комсогруппы и вынесли мне строгий выговор с предупреждением и с занесением в личное дело. Некоторые говорили, что это слишком, но тут опять же Шимко и Айзикович подняли шум, развели такую философию, что припомнили были и небылицы и еще кое-что приплели. В общем, из мухи сделали слона. Решили, что если это повторится, то дело пойдет дальше.

Этот случай, конечно, я запомню надолго и думаю, что больше не повторится. На ошибках мы учимся. Потом это дело разбирали на бюро в присутствии командира роты, политрука взвода, политрука 3-го взвода, комсоргов 1-го и 2-го взводов и старшины роты. Оставили также и передадут в райком.

Встретил в магазине Д. Решетникову, учившуюся вместе со мной, и узнал, что Владимир Орлов погиб от руки фашистского снайпера. Возвратившись из разведки, он понес обед красноармейцу, и в это время его настигла разрывная пуля, убившая на месте. Он умер 22-го октября. Погиб также Ю. Никитин. Оба были хорошими товарищами, прекрасными комсоргами. (...)

6 ноября. Вчера многим бойцам, родившимся в 1923 году, пришли повестки в армию. Я тоже очень хочу пойти в армию добровольцем. Попытаюсь второй раз. Хотя здесь одевают и хорошо кормят, но какая-то сила зовет меня на фронт. Переговорю с Коененом, и если он согласится, то вместе будет веселей. Здесь невыносимая скука. Немцы бросали листовки со словами: «6-го – доедайте соевые бобы, а 7-го приготовляйте гробы». Какая-нибудь шальная бомба залетит, и умрешь, не принеся пользы, а на фронте мог бы принести какую-нибудь пользу. Хочу отомстить за товарищей, за Родину. (...)

17 ноября. Наконец-то свершилось то, что я давно желал. Сегодня я зачислен студентом 1 курса морского военно-политического училища. 21-го к 12 часам прийти на Мойку 59 комната 8, имея при себе зубной порошок и щетку, но я не возьму порошка, так как его у меня нет. Надо открепиться в райкоме и справить все свои личные дела. (...)

19 ноября. Сегодня на завтрак дали 20 гр. паюсной икры, 100 гр. хлеба и чай. Суп не стали есть, так как нельзя было в рот взять. На обед дали 100 гр. хлеба, суп из макарон, макароны с сарделькой, конфету и чай. На ужин щи из капусты, 100 гр. хлеба, конфету и чай. Теперь я уже не пожарник.