Детская комната

Три женщины сидят на нарах Жоржетты. Обладательницы розовых карточек и седых волос сидят, выпрямив спины, степенно, как вдовы военных, положив руки на колени и уставившись в пол. Они поднимают взгляд, когда Мила и Тереза приходят и занимают соседние нары. Мила садится, ее горло пылает огнем. «Добрый вечер, дамы». Она закрывает глаза. Стоит ужасная жара, жирные мокрые волосы слипаются, по лицу течет пот, платья прилипают к телу. Эсэсовцы заколотили окна в швейном цехе, потому что одна девушка попыталась сбежать. Мила потеряла сознание над машинкой, Луиза сразу же ее подхватила: «Мила, скорее, очнись», – и колола ее кончиком иглы до тех пор, пока она не выпрямилась, а кровь выступала крошечными каплями. «О, извини… Мне так жарко». На воздухе Мила выставила шею навстречу ветерку, вдохнула его ртом, открыла ему свои бедра, этот жар-холод был приятен и опасен. Ей так хотелось увидеть озеро, но, чтобы дойти до швейного цеха, не нужно покидать территорию лагеря, просто проходишь вдоль блоков до Industriehof[47], а вокруг возвышаются очень высокие стены, за которыми видны лишь верхушки деревьев. Именно эту картину Тереза видит со дня прибытия в лагерь. В такой день озеро наверняка голубое, покрытое рябью, окруженное высокой пожелтевшей травой, и по нему плавают лебеди. Мила ловит ветерок, позволяет ему осушить каждую клеточку своей кожи, мочки ушей, голову, сдуть с себя мелкий песок, от которого все чешется; ей хотелось бы разуться, но это запрещено, и ноги варятся в обуви. По земле перекатываются сережки и легко узнаваемые среди всех остальных круглые листья ольхи. В детстве Сюзанна видела мало живых деревьев, в основном ее окружали срубленные деревья, подготовленные для столярных работ, но у нее был гербарий, который для нее собирал отец. Это были высушенные листья и куски коры, которые по мере высыхания обесцвечивались, изменяли цвет, подобно тому как белая древесина свежеспиленной ольхи становится сначала коричнево-оранжевой, а затем розовой. Отец говорил, что сваи для фундаментов домов в Венеции были именно из ольхи. Вот они, деревья ольхи, настоящие, с густой листвой, с освежающей тенью, которые заключают Равенсбрюк в живую зеленую изгородь, внутри которой – смерть.

Мила открывает глаза. Нужно выпрямиться, подождать, когда пройдет головокружение, снять обувь. Ломит спина, и в горле стоит кровь. Три пожилые женщины не двигаются. Клоди расчесывает укусы от комаров.

– Мы знаем, где Жоржетта. Она не в лазарете, как мы думали.

– Что? Как же так?

– Вчерашний вечерний отбор.

Отбор – окончательный приговор. Услышав это, Тереза садится рядом с Милой, ее худое тело склоняется к трем женщинам.

– Вот что рассказала Зенка. Это произошло в лазарете. Жоржетта вылезла из окна блока, чтобы проведать больную сестру. Вдруг в лазарете Schwester[48] захотела осмотреть у всех ноги. Жоржетта спряталась под нары. Они заставили больных ходить с задранными юбками, тщательно осматривали их икры, слушали дыхание, смотрели, у кого больше седины. По приказу Schwester Schreiberin ставила крестики напротив имен некоторых женщин. Среди них оказалась сестра Жоржетты. Женщины, у которых были открытые раны и рожа, понимали, что они уйдут, а другие останутся.

Пока ждали грузовик, который должен был увезти попавших под отбор женщин, Schwester решила запереть их в комнате с сумасшедшими. Зенка рассказывала, что женщины, цепляясь друг за друга, падали на землю и что те, кто должен был остаться, силились не закрыть глаза и до конца быть вместе со своими подругами: они смотрели на весь этот ужас, не уберегали себя от него. Сестра Жоржетты не сопротивлялась, поскольку была очень слаба, она вошла в комнату сумасшедших. И тогда Жоржетта вылезла из своего укрытия, посмотрела на сестру, которая смиренно улыбалась, понимая, что пришел ее час и ничего нельзя изменить, и сказала ей: «Я иду с тобой». Та в испуге замотала головой: «Уходи», но Жоржетта спокойно вошла в комнату. Одна женщина выкрикнула: «Жожо, вернись, что ты делаешь?» Надзирательница ударила Жоржетту, но та крепко держала сестру за руку. В конце концов Schwester рявкнула: «Ты ищешь приключений? Да? Ладно. Los![49]» Она закрыла за ней комнату сумасшедших, а грузовик приехал во второй половине дня.

– Зенка ничего не смогла сделать.

– Ничего.

– Жоржетта сама этого захотела.

Мила кивает головой. Пот течет по вискам, по шее, пропитывает одежду. Жоржетта ушла. Жоржетта бросила ее. Жоржетта скоро умрет, она будет похожа на трупы, которые лежат в Waschraum, будет похожа на Лизетту, голую, окоченевшую, с открытыми глазами, с открытым ртом, обнаженными половыми органами. Кто теперь будет разговаривать с Милой? Кто объяснит невидимое? Тереза берет Милу за руку. «Мы как-нибудь выкрутимся, – говорит она. – Jakoś to będzie[50]». Мила не чувствует никакой горечи. Сейчас она ненавидит Жоржетту, как ненавидела мать на следующий день после ее самоубийства, – они ее бросили.