Детская площадка (ЛП)

- Ни слова больше! Ты никогда не будешь стоить ни гроша! - Джеральдин прижала руку ко рту, поправляя зубные протезы. Гнев оставил их на грани соскальзывания. - Вот почему ты никогда не станешь Борденом! Почему ты никогда не будешь достоин моего состояния! Всё, чего я когда-либо хотела, - это ещё одно достойное поколение, которое продолжится, когда меня не станет! Это действительно слишком много, чтобы просить?!

С каждым резким замечанием депрессия и тоска Рока только кипели сильнее. Он никогда не был достаточно хорош. Недостаточно хорош для своих кровных родителей и уж точно недостаточно хорош для приёмной матери. Джеральдин никогда не стеснялась дать ему понять, что он не заслужил признания. Он был изгоем, идиотом, закоренелым неудачником - необычным человеком в том смысле, что даже в присутствии других Рок Стэнли оставался один.

- Если бы мои яичники не были бесплодными, у меня был бы кто-то способный! - сказала Джеральдин. - Но вместо этого мне пришлось ждать почти два года, чтобы получить опеку над таким бесполезным, жалким оправданием, как ты! Мне дали даже не девочку! Даже когда ты был совсем ребёнком, я знала, что ты будешь дерьмом! Я не добилась бы такого успеха, - она провела пальцем по коллекции ценных вещей в потрясающей комнате, - если бы не замечала неудачников. Я видела тебя, мальчик. Я видела, как ты далёк от всего этого. Я должна была знать лучше, что ожидать от такого, как ты. Я должна была знать лучше, что не смогу как-то изменить тебя.

Она повернулась спиной к Року и посмотрела на свою картину маслом, висевшую над камином. Это было недавнее изображение, на котором были запечатлены все её морщины и огромная родинка цвета лесного ореха на её левой щеке, из которой выросли несколько чернильных волосков, которые она забыла подстричь. Яркая иллюстрация обрисовывала смешанные ненависть и отвращение, которые она питала десятилетиями, целое разочарование, застрявшее в её глазах. В то время как волосы Джеральдины, возможно, были смесью инь и ян, её душа была по-прежнему - чёрной как ночь. И в этом зловещем пространстве лежал фитиль, способный привести в движение всё, что мог сотворить её испорченный разум.

Снаружи гостиной, которая была размером почти со спортивный зал старшей школы, эхо шагов приблизилось, остановившись в дверном проёме.

Прямо за порогом в своих элегантных коричневых брюках, белой рубашке с воротником и жилете цвета ореха стоял Адольфо Фукс. Изогнутая бровь над его левым глазом указывала на некоторое беспокойство.

- Что за суета? - спросил Фукс, его немецкие корни просвечивали, когда он говорил.

Джеральдин завизжала.

- Благодаря этому чёртовому придурку, теперь их будет только восемь!

Квадратное лицо и квадратная челюсть Рока опустились ниже, когда он наклонил голову и сжал края своей плоской кепки каждой из своих громоздких рук. Его наряд был далёк от аристократических, которые носили Джеральдин и Фукс. В изношенной рубашке с длинными рукавами над локтями образовались небольшие дырочки, а кожаный ремень болтался на ниточке.

Отсутствие респектабельной одежды не было результатом финансовых ограничений. Рок просто не заслужил права на высокую моду. Судя по тому, как говорила Джеральдин, он, вероятно, никогда бы этого не сделал. Если, конечно, Рока не бросали на поиски кандидатов на игровую площадку. В этом случае у Джеральдин был особый наряд, который она разрешала ему надеть. Ни одна семья не стала бы доверять голодранцу.

- И? Разве восьми недостаточно? - спросил Фукс.

- Девять - это число детей, которые были у моей матери, - сказала Джеральдин. - И у её матери… И я просто… - она сделала паузу. Её нижняя губа дрожала, и она изо всех сил пыталась подавить её. - Я просто хотела узнать, каково это быть ею хотя бы один день. Всего день.

Немец не мог не хихикнуть.

Джеральдин нахмурилась.

- Что смешного, мистер Фукс?

- Ничего, миледи, - ответил Фукс, и веселье исчезло с его лица.

- Когда заболела моя мама, из всех моих братьев и сестёр именно я осталась рядом с ней! Когда все остальные ушли, я осталась. Я заслужила это.

Даже Фукс, который был рядом с Джеральдин уже много десятилетий, был шокирован не столько её диковинными стандартами, сколько редким проявлением эмоций, которым она дала возможность появиться.

- Извините, я не знал, - ответил Фукс.

Эмоции, насыщавшие её ритм, быстро испарились, когда она подумала о том, что будет дальше.

- В прошлом к ​​нам приходили и играли несколько детей, - сказала она. - Малое число означало самый безопасный подход. Но, как мы оба знаем, сегодня день особенный. Сегодня мы рискуем! Сегодня у нас семьи!

В глазах Джеральдин вспыхнуло безумие. Дело было не столько в семье, сколько в семье, которую она всегда хотела, но не могла создать. Речь шла о преобразовании её собственной генетики в то, что она считала нужным, о тесной связи с разумом, который она стремилась вырастить.