Детская психодрама в индивидуальной и семейной психотерапии, в детском саду и школе

Отца я сажаю на место зрителя. Мать прошу занять место на софе перед телевизором, а Рюдигеру поручаю прижаться к маме так же, как это делает маленький Ян: «Ты сейчас маленький Рюдигер, как тогда, когда тебе было столько лет, сколько сейчас Яну». На мой вопрос, что за фильм смотрят мама и Ян, Рюдигер смог без колебаний ответить – он был в курсе дела. Потом я объяснил, что сейчас я в роли большого Рюдигера, школьника, сижу за уроками на кухне и думаю вслух. Я сказал примерно следующее: «Какая несправедливость! Я должен здесь сидеть и учить уроки, а мама и маленький братик уютно устроились перед телевизором! Я тоже ничего не буду делать! Но ведь мама скоро снова придет и – я это точно знаю! – начнет придираться. Меня вообще очень часто несправедливо ругают, но они могут об меня обломать себе зубы – у меня панцирь крокодила! На самом деле я ведь не крокодил, а кронпринц! Наверное, они об этом забыли!»

Все внимательно слушали. После моего вопроса Рюдигер признал, что тут есть доля правды. А родители рассказали о многочисленных положительных сторонах своего сына: он – разумный мальчик, на него можно положиться, он всегда готов прийти на помощь и т. д. Тем самым родители – может быть, ненамеренно – усиливали его «лисьи стороны» и косвенно поддерживали его желания: быть принятым и понятым членами семьи и занять в семье место «кронпринца».

Затем в коротком обсуждении игры отец смог высказаться из своей роли. Он сказал, что для Рюдигера, вероятно, было очень тяжело в одиночку преодолевать свое упрямство. Мать отметила, что во время сессии она смогла отчетливо осознать, как глубоко, вероятно, Рюдигер переживал ее неодинаковое отношение к нему и к маленькому Яну. А Рюдигер сказал: «У мамы такие теплые ноги, маленьким быть так замечательно».

Я еще раз высказал родителям и Рюдигеру мою признательность за их готовность принять участие в такой игре, ведь они могли иначе представлять себе семейное консультирование, и отец, улыбаясь, подтвердил мое предположение.

Четыре недели спустя все трое сообщили, что дела у них идут значительно лучше.

Комментарии

Важной отличительной чертой этой инсценировки были различные обмены ролями: отец в роли Крокодила как одной из частей личности сына, Рюдигер в роли положительной стороны своей личности – хитрой Лисы, а во второй сцене – в роли четырехлетнего Яна, символизирующей его регрессивные желания.

Образ матери также стал более дифференцированным благодаря двум ролям – требовательно контролирующей матери и заботливо дающей матери. Мать стала лучше осознавать свое различное отношение к детям.

Я сам в роли Старого Лиса был поддерживающим двойником, а в роли Рюдигера я отражал мальчику его внутриличностный конфликт между необходимостью справляться с адекватной его возрасту нагрузкой в школе и дома и регрессивной тенденцией, вносящей свой вклад в соперничество с братом. По поводу таких интервенций Крюгер замечает: «Обмен ролями как психодраматическая техника имманентно охватывает построение ситуации на сцене, игру и отражение. Он углубляет и расширяет поле конфликта и помогает снять защиту, осуществляемую посредством механизмов проекции, отрицания и идентификации» (Kruger, 1989).

Можно добавить, что обмен ролями помогает опираться на ресурсы. Так, например, благодаря введению фигуры Лисы «патовая ситуация» во взаимодействии фигур ослабилась уже во время работы со скульптурой, а самовосприятие Рюдигера стало более дифференцированным. Взгляд родителей также освободился от фиксации на Крокодиле, и они смогли глубже понять возникшую проблематику, прежде всего горькие переживания Рюдигера, когда он из-за своего упрямства сам вытеснял себя со своей «центральной позиции» принца.

В роли Старого Лиса у меня была возможность помочь мальчику выдержать напряжение конфликта, отраженного отцом и матерью в разыгранной сцене. Диалог со Старым Лисом заставил Рюдигера задуматься о собственных мотивах, что могло способствовать поиску решения конфликта.