Детские и школьные годы. Воспоминания и размышления

Почти каждое лето, во время июльской жары, наша река Ия разливалась из-за таяния снегов и проливных дождей в горах Саянах. При этом мимо наших домов начинала протекать полноводная река, так как наше озеро представляло собой часть старого русла реки, которая изменила свое течение в незапамятные времена. Мама, помнится, использовала эту ситуацию, чтобы постирать и прополоскать бельё. Вообще, бельё стирали и полоскали дома, но несколько раз в год возили полоскать на реку, так как до реки было недалеко – около километра. Зимой городские власти устраивали на льду реки помещение с печкой и длинной прорубью, в которой хозяйки полоскали белье.

Никакого водопровода в городе, за исключением городской бани, не было, и люди выкручивались, кто как мог. Ходили на реку с вёдрами и коромыслами, устраивали колодцы, и еще воду развозили водовозы на лошадках с бочками. Зимой на реке постоянно поддерживались проруби для набора воды. У нас в огороде был колодец со срубом из лиственницы, но воду использовали, в основном для полива, а для питья папа или дед заказывали водовоза. Почему-то считалось, что колодезная вода не очень полезна для человеческого организма. У ближайших соседей колодцев не было. Я, когда стал постарше, перетаскивал привезенную водовозом воду ведром в домашнюю бочку, а дед в это время приглашал водовоза к столу, и чем-то его угощал.

Когда половодье заканчивалось, вода в нашем озере нагревалась и в нем с удовольствием купались дети, а иногда и взрослые. И я научился плавать именно в этом озере. В последние годы, насколько мне известно, из разговоров с моим старым другом – тулунчанином, таких разливов реки уже не происходит, и сама река начинает мелеть. Всё это результат деятельности человека, когда по берегам реки безжалостно вырубались леса под девизом «стране нужен лес». Аналогичная ситуация складывается и с другими сибирскими реками, да и озеро Байкал в последние годы, как сообщалось в СМИ, также начало мелеть.

Где-то в конце пятидесятых годов начали строить новый дом. Дед с папой купили где-то неподалеку бревна для дома и их привозили на наш участок колесным трактором, просто волоком, по несколько бревен за одну поездку. Мне разрешили сделать пару рейсов в кабине трактора вместе с водителем, которого звали Аркадием, который сказал, что трактор немецкий – трофейный. Мама пыталась меня не пустить, объясняя, что от тракторного запаха меня будет тошнить, но как раз запах работающей машины мне очень нравился. А мама всю свою жизнь плохо переносила различные технические запахи, и длительная поездка на автобусе для нее была серьезным испытанием. Что же касается общения с трофейной немецкой техникой, то, как мне кажется, начиная с той поездки на тракторе, всё время приходилось сталкиваться с трофейной техникой. На подземной линии связи между Москвой и С. Петербургом в течение многих десятилетий работали кабели связи немецкого производства, выкопанные из грунта в Германии по окончании Великой Отечественной войны по репарациям. Было и другое оборудование, полученное по репарациям. У секретаря производственной лаборатории, в которой я проработал много лет, была пишущая машинка «Ундервуд» с замененным на кириллицу шрифтом. У меня в лаборатории до двухтысячных годов был в работе сверлильный станок, выпущенный в городе Штутгарте в 1938 году. На шильдике станка была свастика, а по документам он числился как «станок особых поставок». Да и в моей домашней коробке с разными винтиками и гаечками до сих пор можно найти стальные винтики, покрытые медью, от немецкого трофейного оборудования связи В-200.

В новом доме были устроены кухня с большой русской печкой и плитой, столовая и две комнаты. Были, разумеется, и сени с выгороженной кладовкой и веранда. Печка была с двумя «зеркалами» (чугунными плитами, встроенными в стенки печки вместо кирпичей) в каждой комнате. Когда в сильные морозы печку интенсивно топили, зеркала нагревались докрасна. Помнится, однажды брат Толик пробегал мимо топящейся печки, запнулся и упал, опершись рукой на раскаленную дверцу топки. На дверце были выпуклые буквы ИЗТМ (Иркутский завод тяжелого машиностроения), которые выжгли на ладони братика своеобразное тавро, которое долго заживало. В столовой стоял большой и очень тяжелый стол еще дореволюционного производства, что определялось по намертво приклеившимся к крышке стола газетам с буквами ять и прочими признаками старой орфографии.