Детские игры

Римо было достаточно дважды легонько надавить ей на горло, чтобы вырваться на волю.

— У-у, это было здорово! — простонала мисс Кауфперсон. — Во всех смыслах!

Что-то в этой квартире настораживало Римо, хотя он пока еще не сумел определить, что именно. Она была обставлена в современном стиле: из-за мебели, обтянутой черно-белой кожей, высовывались хромированные светильники, пол застилали толстые ковры, картины на стенах напоминали бесформенные пятна в обрамлении тонких золоченых нитей-рам. В пяти серебряных бокалах курился ладан. Кресла походили на полированные скульптуры с маленькими кожаными подушечками для тех, кто способен догадаться, что это все-таки кресла. Нет, странная квартира. Да и сама мисс Кауфперсон производила странное впечатление.

— Ты должен позволить мне пойти с тобой. Я могу рассказать тебе всю подноготную Девара.

— Валяй, — пожал плечами Римо. — Одевайся, и пойдем.

Едва успев застегнуть юбку, Сашур — она гордо объявила, что теперь носит это имя, — прочла лекцию о своих способностях управлять психикой мужчин, которых она считала существами низшего порядка.

— Многие тысячи лет мужчины пользовались женщинами как сексуальными объектами. Теперь настала наша очередь. Ты для меня — всего лишь вещь.

— Как тебя звали раньше?

— Тебе хочется знать, как меня называли угнетатели-мужчины?

— Именно.

— Роберта Кауфманн.

— Не была ли ты замужем за бухгалтером?

— Была. Он был свиньей. К счастью, он погиб.

— Давно?

— Пару дней назад. Наверное, пал жертвой капиталистического заговора, в котором сам играл грязную роль.

— Я вижу, ты отлично обходишься без него.

— Потому что не соглашаюсь на уготованную мне рабскую долю.

Внизу сидящий за столиком консьерж сообщил мисс Кауфперсон, что «этот человек дожидается снаружи».

— Боже правый! — воскликнула мисс Кауфперсон. — Вот ведь привязался, как зубная боль!

Римо и Сашур вошли в лифт и спустились в подземный гараж.

— Придется воспользоваться моей машиной. Вообще-то я предпочитаю ездить на такси, потому что в этом городе негде припарковаться. Ладно, поедем. Терпеть не могу появляться на машине в отсталых с социально-экономической точки зрения районах, где угнетенный люмпен-пролетариат в борьбе за свободу вымещает свой гнев даже на таких символах больного общества, как автомобили.

— Что? — не понял Римо.

— Черномазые снимают ниппели с колес.

— Я думал, что мальчишка Девар — белый.

— Белый. Он живет в высотном доме, но по соседству с трущобами. Это не то, что здесь.

— Сколько ты платишь за квартиру в месяц? — спросил Римо.

— Бешеные деньги: полторы тысячи.

— И это на учительскую-то зарплату?

— Конечно, нет! Уж не думаешь ли ты, что наше прогнившее общество предоставит учителю возможность пользоваться роскошными апартаментами?

— Как же ты выходишь из положения?

— А вот так. Я нашла способ!

— Какой?

— Я эмансипированная женщина и знаю, как раздобыть деньги, но тебя это не касается.

— Как раз наоборот, — сказал Римо. Поначалу она подумала, что он собирается заняться с ней любовью прямо в лифте, но когда боль стала нестерпимой, она поняла, что ошиблась.

— Так откуда ты берешь деньги? — спросил Римо.

— Бракоразводный контракт. У этого олуха водились деньжата.

Римо ослабил хватку.

— Ну что, теперь доволен, свинья ты этакая? — прошипела Сашур, потирая локоть. — Теперь ты знаешь, так что можешь гордиться! В обществе, основанном на угнетении, это — единственный способ для женщины заработать на жизнь, понял, мерзавец? Слушай, а ты не садист?

— Садисту нравится причинять боль. Он действует наобум, потому что причинить боль для него самоцель.

Далее он объяснил ей, что боль свидетельствует о нормальной работе организма и должна использоваться как сигнальный механизм для мозга.

Беда в том, что большинство людей не обращает внимания на первые, слабые сигналы, а потом становится поздно, и им ничего не остается, как страдать от сильной и совершенно бесполезной боли.

— Раз тебе нравится боль, получай! — воскликнула Сашур и попыталась заехать Римо в пах подошвой босоножки от Гуччи. Подошва ткнулась в пустоту. Дверь лифта открылась, и Римо помог спутнице подняться на ноги.

Она попробовала отвесить ему оплеуху и опять промахнулась. Пинок в живот — и снова промах.

— Ладно, твоя взяла, — вздохнула она.

В серебристом двухдверном спортивном «мерседесе», заваленном листовками на тему об угнетении бедняков, Сашур потребовала, чтобы Римо пристегнулся. Тот ответил, что чувствует себя безопаснее в свободном парении. Она заявила, что не тронется с места, пока он не пристегнется, и Римо уступил, рассудив, что у него есть шанс уцелеть в аварии даже с пристегнутым ремнем безопасности.

Как только ремень защелкнулся, правый кулак Сашур врезался в перетянутое ремнем солнечное сплетение Римо. В отместку она получила кулаком в челюсть.

— Животное, — буркнула она и нажала на газ. «Мерседес» вылетел на улицу Чикаго, освещенную лучами заходящего солнца. Воздух, пропитанный выхлопными газами, окрасился в густые багровые тона.

Остановившись на красный свет, она застонала.

— Тебя нервируют светофоры? — удивился Римо.

— Нет. Теперь нам от него не отвязаться.