– Она ездила туда каждый год, если у нее появлялась такая возможность. Ездила для того, чтобы вспомнить, чтобы вернуться в то время, когда были живы наши родители. Кроме того, она ловила кайф, изучая детей, их поведение и отношение к окружающим… Она даже верила, что может предсказать, какими они станут в будущем. Понимаете, она с ними общалась, задавала им вопросы. Пыталась их понять…
– Зачем?
– Затем, чтобы понять самое себя.
– Не понимаю, – вмешался в разговор Брайант. – Она была образована, у нее была хорошая работа – все в ее жизни было сбалансировано и уравновешено…
– Вы вот это называете уравновешенным? – уточнила Вероника, взмахнув рукой в сторону гор мусора. – Вы считаете это нормальным? Когда родители умерли, Белинда сохранила все их вещи до последней мелочи и окружила себя ими. И каждая из них была ей памятна по-своему. Она хотела, чтобы все вернулось на круги своя.
Пока женщина говорила, Ким внимательно наблюдала за ней.
– А каково это, быть сестрой гения?
Вероника пристально посмотрела на нее.
– А вот это запрещенный прием, инспектор. И вам это ничем не поможет. Могу только сказать вам, что такие семьи уже не могут жить нормальной жизнью.
– Продолжайте, – попросила Ким. – Расскажите мне хоть что-нибудь, что поможет нам понять, как все изменилось после появления Белинды.
Вероника на мгновение задумалась, а потом на ее лице появилась печальная улыбка.
– Возьмем куклу. У меня была кукла. Ничего особенного – тряпичная, в хлопчатом платье, с нарисованным лицом и несколькими клоками желтой шерсти вместо волос. Родители подарили мне ее, когда мне было два года.
«Какое подробное описание игрушки, полученной в подарок больше шестидесяти лет назад», – подумала про себя Ким.
– В детстве у Белинды часто случались колики, и она успокаивалась только тогда, когда я махала Джемаймой у нее перед глазами. Она наблюдала, как я заставляла куклу танцевать, размахивать руками и корчить рожи. Это было универсальное лекарство. Белинда все это обожала, и когда ей было плохо, она указывала мне на Джемайму и улыбалась. К тому моменту, когда Белинда пошла в школу, куклу уже звали «Мима», и она продолжала успокаивать мою сестру, когда та бывала несчастна.
На губах Вероники промелькнула ностальгическая улыбка, но они сразу же вновь сжались.
– И так продолжалось до того дня, когда у Белинды вдруг заболело ухо. Ей было плохо, и она не могла сосредоточиться на тех заданиях, которые давал ей наш папа. Постоянно терла свое ухо и звала Миму. Тыкала пальчиком в коробку с игрушками, стоявшую в холле, и никак не могла заняться своей работой. Расстроенный отец убрал куклу с глаз долой. А вечером я обнаружила ее в мусорном ведре, всю изорванную.
Теперь Ким стала понимать важность того, что Вероника рассказывала им о Джемайме, и значение самой куклы во всей этой истории.
До появления Белинды Джемайма, как и родители, принадлежала только ей. После рождения сестры ей пришлось делиться с ней своей игрушкой до тех пор, пока та не была полностью уничтожена.
– И именно поэтому вы сказали, что если б Белинда родилась первой, вас никогда не было бы на свете?
– А кому захочется получить серую мышь после обладания чудом природы?
– А она действительно была им? – уточнила Ким. – Я про чудо…
– Сколько бы раз вы ни задавали этот вопрос, – женщина холодно взглянула на нее, – и как бы его ни формулировали, я все равно не раскрою вам все детали нашего прошлого.
– Хорошо. Тогда расскажите мне о Белинде. Расскажите, как ее прошлое повлияло на ее настоящее.
Вероника заколебалась, как будто решала для себя, что лучше – выбросить их за дверь или превратить все в шутку.
Наконец она тяжело вздохнула.
– Ваши родители когда-нибудь приходили к вам на школьную спартакиаду, инспектор?
– Каждый год, – ответил Брайант за Ким. – Я был чемпионом школы по бегу в мешках, – как бы между прочим добавил он.
– И вы видели их лица в момент вашей победы? – Выражение лица самой Вероники ничуть не изменилось.
Сержант утвердительно кивнул.
– Уверена, что они были горды вами и им казалось, что солнце светит только для вас.
– Ну, где-то так…
– Это пьянящее ощущение. Оно даже может вызвать привыкание. Мы же все хотим, чтобы родители нами гордились, а если ты можешь доставлять им эту гордость каждый день и с минимальными усилиями с твоей стороны, то кто же от этого откажется?
– Но?.. – уточнила Ким, услышав это «но» в тоне Вероники.
– Как вы отнесетесь к двухлетнему ребенку, который перемножает многозначные числа?
– Уверена, что это произведет на меня впечатление.
– А если это будет делать тинейджер?
– Решу, что в этом есть нечто особенное.
– Ну, а двадцатишестилетний выпускник Оксфорда?
– Это мало меня удивит, – честно призналась детектив.
– Понимаете, офицер, у всех гениальных детей существует одна и та же проблема. Рано или поздно они вырастают, и восторг куда-то исчезает. Я не про их уникальные способности – мало кто из людей может повторить то, что делают они, – а про то, что это уже практически никого не интересует. Это перестает быть особенным, необычным или даже интересным.