Детские ладошки

— Это священный Камень, — уверенно провозгласил Баму, — и сегодня наступил тот день, когда он должен заговорить. Тебе выпала честь составить его так, чтобы он мог выполнить свое предназначение.

«Но почему именно я! — хотелось возопить мне. — Ведь все вы здесь великие жрецы и колдуны, вам открыты все тайны, вот и докажите, что вы настоящие кудесники, а не шарлатаны, обманывающие невежественный и простодушный народ!»

Глубоко вздохнув, я пожалел о том, что после смерти Натали бросил курить. Сейчас бы затянуться сигаретным дымком!

— Баму, мне не по силам оправдать столь высокую честь, — со спокойной решимостью ответил я, но вдруг с изумлением заметил, что взгляды присутствующих перестали дырявить мое бренное тело. Теперь они переместились куда-то в сторону. Повернувшись, я увидел Марселя Вилара-младшего — он стоял в сторонке и казался несколько смущенным, но вовсе не испуганным. В руках он держал прутик с нанизанной на него рыбой. Марсель смотрел на жрецов таким обезоруживающим взглядом, на который способны только дети. Наверное, с наступлением ночи он вернулся в хижину и, не найдя меня там и перепугавшись, бросился на розыски деда. Разумеется, он не мог знать, что любой непосвященный, проникший в святилище, наказывается смертью независимо от его пола и возраста. Ноги мои приросли к земле, кровь застыла в жилах. Страх был вызван даже не столько беспокойством за судьбу ребенка, сколько внезапным воспоминанием об отце. Что если и он, движимый любопытством, проник в святилище, за что и поплатился жизнью? Положив руку на плечи ребенка, я притянул его к себе. Внука я им не отдам. Только бы нам добраться до хижины, где среди прочих вещей моего багажа имелся и предусмотрительно захваченный револьвер, а там уж посмотрим, кто кого… В свое время я был неплохим стрелком.

— Дедушка, не волнуйся, это же совсем просто, — воскликнул Вилар-младший, нарушая воцарившееся в пещере тягостное молчание. Не успел никто и рта раскрыть, как внук выскользнул у меня из-под руки, схватил священный Камень и стал привычно вращать его грани. Баму наблюдал за его движениями с тем безжизненным выражением, которое нечасто появлялось на его лице и не предвещало ничего хорошего. Под ногами внука валялась забытая рыбина. На секунду задумавшись, внук пробормотал себе под нос:

— Тьфу, опять забыл, как это делалось!

Но крутанув кубик еще пару раз с такой яростью, что пламя в светильниках задрожало и по стенам запрыгали тени, он победоносно поднял руку с кубиком вверх. Мне хорошо был знаком этот торжествующий жест, который всегда вызывал у меня раздражение.

— Ну вот и готово, я же говорил — это очень просто!

После чего, гордо взглянув на Верховного жреца, внук церемонно передал ему кубик.

Баму благоговейно принял Камень. Неверящими глазами осмотрел все шесть одноцветных граней, потом перевел взгляд на меня, на внука. Недоброе выражение исчезло с его лица. Теперь в нем можно было узнать того Баму, который обучил меня языку посвященных. Обеими руками он поднял Камень над головой и обвел присутствующих победоносным взглядом. Они еще не успели прийти в себя от удивления, но было заметно, что к ним вернулось доброе расположение духа. Напевая все ту же ритуальную песнь, Баму наклонился, чтобы поставить Камень на алтарь, но от волнения в последний момент руки его задрожали, и разноцветный тотем вывалился из них и прозаически шлепнулся на землю. В ту же секунду мой внук наклонился, поднял кубик и, обтерев о штаны, протянул его Верховному жрецу. Он все еще держал его в своих руках, когда в Камне что-то заскрежетало, а потом пещера огласилась звуками настойчиво посылаемых сигналов.

Из раскрытых навстречу добру и свету детских ладошек зазвучал голос Вселенной, несущийся из бездны космоса и адресованный будущему.

Александр Карапанчев Стапен Кройд

В ста двадцати километрах юго-восточнее Сан-Франциско приткнулся заурядный пятимиллионный городишко со звучным названием Аболидо. От своих многочисленных братьев-близнецов, разбросанных по всему земному шару, он отличался разве что соседством с вольфрамовыми рудниками, запасы руды в которых были наполовину исчерпаны, да Национальной библиотекой поэзии.

Однажды директор библиотеки Стапен Кройд, ворвавшись в свой кабинет ни свет ни заря, немедленно бросился к видеофону. Дожидаясь, пока его свяжут с другом детства, а ныне начальником городского Штаба спецподразделений борьбы с шумом Халиджем, он нервно барабанил кулаками по столешнице письменного стола.