Детский дом и его обитатели

– Волков бояться, век собак не видать. Понимай, как знаешь.

Однако за больницу они меня сильно не одобряли. Версия была та же – жара и сердце. И сразу предложили курс реабилитации.

Перчин советует:

– Ну, мамочка, надо бегать по утрам километров пять. И сердце у тебя тогда будет как футбольный мяч.

– Бегом от инфаркта уже не бегают. Это ошибочная теория. Надо закалять сердце постоянными тренировками к эмоционально-болевому шоку.

Я не уверена, что Баловная Старичина сама хоть что-то понимала в изобретённой ею абракадабре, однако произнесла она это в такой заумью в голосе, что я очень развеселилась – крутые девчоночки растут, однако.

Потом она стала хорошим детским врачом, спасла не один десяток ребячьих жизней, успешно защитила диссертацию…

Но её собственная дочь решила пойти по моим стопам – стать физиком, раз уж я предала свою первую профессию.

Ну, а моя младшая дочь, забросив незавершённую диссертацию по искусствоведению «до лучших времён», сосредоточилась на своих детях ~ родила троих и грозится на этом не останавливаться.

Однако тогдашняя дань моде на пофигизм меня всё же несколько встревожила.

Да, я уже не была той помешанной на собственных детях мамой-наседкой, что в первые детские годы их жизни, и они, внезапно поставленные в особые, весьма жёсткие условия, не сломались, не скисли, а, заимев, конечно, зуб, на «противную мамищу» – не без этого, да, потихоньку зажили своим уставом.

Они росли самостоятельными и создавали наособицу свой мир, всё более отличавшийся от нашего общего, некогда построенного мною. Конечно, я остро чувствовала свою вину, но бросить полсотни детдомовских детей ради комфорта собственных всё же не смогла. Что ж, пусть самостоятельничают, база заложена, теперь она проверяется на прочность. Когда-нибудь это всё равно должно было случиться – не век же моим дочкам за мной хвостиком бегать… Они уже планы строят на будущее, самостоятельно что-то пробуют, ищут. А значит – найдут.

Я же должна, просто обязана, пестовать пока этих детей…

.. Отрядный конфликт, похоже, перешёл в последнюю стадию.

С тех пор, как я убедилась, что выступаю в этой «войне миров» в почти «легчайшем» весе, жить стало как будто легче. Уверенности в себе прибавилось. И вот почему, я думаю. Экстремальные условия или ломают, или закаляют. Зная, что кто-то где-то есть, поневоле расслабляешься. Всё время на периферии сознания крутится предательски малодушная мыслишка – в случае чего подстрахуют. Ну и вот, надеяться не на кого – так что приходится, без особых раздумий, извлекать из собственных иссякших потенциалов и второе, и даже третье дыхание.

А там вдруг и четвертое откроется…

Никто ведь не знает наверняка, как устроена кладовая психики – откуда берётся в таких количествах эта, скрытая до времени, сверхэнергия? Это пока просто мои практические наблюдения. Дети же, наша сопливая «оппозиция», смотрели на меня, всё более и более округляя удивлённые глаза: как это – не паникует, не бегает за нами, не рыдает, умоляя вернуться… А главное, прокуратура не идёт, моей персоной всё никак не заинтересуется, несмотря (как потом выяснилось) на авторитетные заверения «бывалых» людей. Столь неожиданное открытие мальчишек озадачило и, похоже, частично обезоруживало, точнее – постепенно разоружало. А то. Всегда деморализует весёлый, бодрый вид противника.

(Не зря же хорьки и другие небольшие звери перед боем визуально увеличивают свои размеры и принимают угрожающие позы!)

А если ещё и соблюдать спокойствие – десять очков можно смело записывать в свой актив.

И вот наступил переломный момент. Видя, что ситуация никак не разрешится «естественным путём», Людмила Семёновна наконец вмешалась в наш конфликт.

– По какому праву вы отказываетесь работать с детьми? Она смотрит зло и без каких-либо признаков намерения «уладить ситуацию».

Однако на меня это уже не действует. Я точно знаю – не «пирожок с повидлой» она мне принесла. И потому говорю спокойно, вежливо, но и не без слегка прикрытой наглости:

– Напротив.

– Чего… напротив чего?! – сердится она.

– На данном этапе это и есть самая эффективная форма работы.

– Работают с детьми в отрядной, а не с формами на этапе! – говорит она, сердясь всё больше.

– Разные методики бывают, – вконец обнаглев, говорю я всё тем же тоном.

И тогда она идёт ва-банк.

– Пустите детей в отряд, или поставим вопрос об увольнении по статье…

Я равнодушно пожимаю плечами.

– По статье так по статье. Это ваше право. А вот пока я воспитатель, пускать или не пускать мальчиков в отряд, будет решать общий сбор, который их и исключил. Я же в этом вопросе не имею права решающего голоса.

Она угрожающе поднимает указательный палец.