Детский Мир

Этого Роза тоже не поняла или не хотела понимать; раз отпустили, она пошла домой, еле дошла и как мертвая свалилась — сама заболела, температура под сорок. Почти без сознания она провалялась в бреду более двух недель, а когда как-то утром глаза ее просветлели, то увидела огонь в дровяной печи, газа уже нет, мать в сторонке кукурузную муку замешивает.

— Фу, вроде пронесло. Как ты нас напугала! — скрывая от дочери, мать стерла слезу со щеки, оставив мучной след. — Пока болела, дважды за тобой приезжали, просили на работу выйти. Война, страшная война, говорят, начинается.

— Какая война? Война ведь закончилась.

— То, говорят, были игры. А сейчас вся Россия с танками и самолетами на нас наступает. Все бегут, и нам надо.

Ничего Роза не сказала. Несколько дней она приходила в себя. И, будто ничего не будет, — тишина, пушистый снег выпал, не очень холодно, а днем солнышко, да такое яркое, веселое, что не верится в дикость людей. Но война началась. Накануне Нового, 1995-го года, среди ночи стали летать самолеты над самой головой, и как начались взрывы, аж стекла дрожат, стены ходуном, все скрипит и стонет.

В доме Шааевых подвала нет, побежали к соседям, до утра высидели, а утром вновь тишина да тревожные вести: весь центр бомбили, с севера танки идут, вот-вот в Грозный войдут.

— Бежать надо, бежать! — кто-то кличет.

— Нана[7], я должна в больнице быть, — тихо вымолвила Роза.

— Доченька, ты как-никак, а замужем.

— В том-то и дело, что «как» и «никак», — грубо перебила дочь.

После долгой паузы мать почти что виновато продолжала:

— Я-то думала, может, уедешь к мужу, в Москву. Нам было бы спокойнее, а здесь ведь война.

— Моему так называемому мужу, тем более в Москве, — я не нужна. А вот в больнице я нужна и как медработник обязана быть там.

— Да-да, доченька, наверное, так, — очень тяжело вздохнула мать. — Раз выбрала эту профессию, то кто-то должен людей спасать. Твои братья тоже где-то там, не дай Бог что случится — кто о них позаботится?… А я — как соседи, с ними не пропаду. Обо мне не беспокойтесь — свой век прожила. Вы себя берегите. И знай, дочь, женщина без ребенка — в старости горе.

В предновогодний день, попав под обстрел и бомбежку, всю дорогу дрожа от страха, с превеликим трудом Роза добралась до родной больницы. И как раз весь персонал собирают в актовом зале. Она думала, что людей будет мало, а в зале встать негде, все встревожены, угрюмы, перешептываются — беда одна. Наконец, появился главврач, поднявшись на сцену, снял пальто, на нем выглаженный белый халат. Он поднял руку для внимания:

— Братья и сестры! — тихо начал он, постепенно повышая голос. — Трудные настали времена. Я никого не держу, не имею морального права. У каждого есть семьи, есть право выбора. Но мы медработники, и мы обязаны в столь тяжелую годину быть на службе, значит, быть со своим многострадальным народом. Мы врачеватели, а не политики — наше дело лечить всех, подчеркиваю, всех одинаково. Благодарности, тем более вознаграждения не ждите. Я рад и горд, что нас столько в этом зале. Будет тяжело, но мы должны сколько можем выстоять. Все мы в учебных заведениях проходили военнополевую медицину. К сожалению, придется ее вспомнить, и выражаясь военной терминологией — переходим на казарменное положение. Надо терпеть, значит жить! А сегодня Новый год, поздравляю!

Началась невиданная канонада: именно в эту ночь состоялся первый штурм Грозного. И в эту же ночь поступило более тридцати раненых, снаряд разорвался во дворе, вышиб многие стекла. На крыше и стенах, по указу главврача, стали рисовать красные кресты. Сразу же появились вооруженные чеченцы.

— Убрать красные кресты, вы еще сами креститься начните.

— Это международная практика, обозначаем больницу.

— Рисуйте зеленый полумесяц.

— Могут не понять, это ведь для российских танков и самолетов.

— Убрать! — и для весу выстрел в потолок.

— С такой идеологией нам никто не страшен, — то ли в шутку, то ли всерьез отвечает главврач. — Вот только беда, я в спешке не догадался, зеленой краски нет.

— Сейчас доставим.

Не доставили, видимо не смогли, совсем жарко стало в городе; всюду гул, взрывы, смог. На третий день больница переполнена. Свет от генератора и тепло поддерживаются лишь в реанимации и в двух операционных. Главврач лично дежурит в приемном отделении — решает, кого срочно «на стол», кого в очередь.

— Куда вы его тащите? Это ведь русский солдат, — закричал один из раненых.

— Тут нет русских и чеченцев, — спокойно отвечает главврач, — здесь только медперсонал и пациенты, и отношение соразмерно ранению.

— Эх, разве вы чеченцы? Мне бы мой автомат.

— Автомат против самолета и танка, если мягко сказать, — нелепость. А ты хоть сейчас успокойся, молодой, тебе жить и жить, а не автомат таскать. Твои ноги перевязали, скоро уколы начнут действовать, ночь поспишь, а утром тобой займемся, будешь еще танцевать.