Детский мир (сборник)

Клаус перебежал мутные железнодорожные рельсы, отражающие, казалось, такое же мутное неопределенное небо, набухающее рассветом, и упал возле насыпи, которая еле–еле охватывала дерево шпал желтоватой кремнистой щебенкой. Земля была твердая и колючая от насыпавшейся шероховатой гари, и пахла она — тоже гарью: пережженным углем и душностью креозота, которым, вероятно, были пропитаны шпалы, но даже этот резкий специфический запах не мог заглушить лекарственной одури валерьянки, шибающей в нос и чувствительно отдающейся в горле сладковатым угнетающим привкусом. Ею наполнен был воздух, еще несущий в себе ночную прохладу, темные складские строения, крыши которых как будто отсырели от сумрака, даже прозрачный месяц, как тонкая льдина, купающийся в предрассветной туманности. Клаус старался совсем не дышать. Он лишь, не приподнимаясь, отполз от вдруг начавших прогибаться и мерно поскрипывать рельсов, которые точно ожили, и сейчас же по рельсам, катящийся, вероятно, силой инерции, потому что пыханья разгоряченного механизма не было слышно, как лупоглазый монстрик, сделанный из железа, прокатился полязгивающий допотопный паровичок и повлек за собой четыре вагончика, крест–накрест заколоченных досками. Из–под досок просачивалось гнилушечное сияние, темные облепленные грязью колеса негромко шуршали, стоном металла отдавались на стыках придавленные рессоры, и на каждой площадке вырисовывалась фигура часового с винтовкой.

Медленно проплыл прицепленный к последнему вагону фонарик.

Клаус пошевелился.

— Вставайте, мой господин, — сказали ему. — Как вы, однако, неловко. Давайте, я помогу вам подняться…

Сильные умелые руки подхватили его и поставили на ноги. А также заботливо отряхнули.

Слышались и другие негромкие голоса:

— Куда вы направили спецсостав? — К раскопу, ваше превосходительство!.. — Я понимаю, что к раскопу, к какому именно?.. — К четвертому, ваше превосходительство!.. — А вы уверены, что четвертый раскоп соответствует данному предназначению?.. — Так точно, ваше превосходительство!.. — Ну, смотрите, я на вас полагаюсь… — Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство!.. — Господа, нам придется подождать еще минут десять–пятнадцать…

Группа людей в плащах с поднятыми воротниками стояла по другую сторону насыпи, и среди них выделялась нечеловеческим ростом знакомая, немного ссутуленная фигура.

Мэр обернулся:

— А вот и наш юный герой, — добродушно сказал он. — Я очень рад, господин де Мэй, что вы тоже принимаете участие в этом… мероприятии. Это безусловно свидетельствует о понимании вами вашего гражданского долга. Я вас приветствую. В такие дни мы должны быть едины… — Он заботливо обратился к стоящему рядом с ним человеку, чьи немного разведенные локти придерживали два рослых гвардейца. — А вы, принц, я вижу, дрожите. Что с вами? Нервы? Ну, мой друг, вы меня определенно разочаровываете…

— Зябко, — сказал человек, у которого из–под красного колпака торчали острые кошачьи уши. — Зябко, сырость какаято, вы же знаете, ваше высокопревосходительство, что я не переношу лишней влаги…

— Только ли влаги, ваше высочество?..

— Ну и так называемой утренней свежести — тоже…

Мэр кивнул.

— Креппер, мне кажется, что вы уделяете недостаточное внимание нашему почетному гостю…

— Ваше высокопревосходительство?..

— Я говорю: дайте его высочеству еще один плащ…

В группе произошло поспешное шевеление и роскошная, отороченная синим бархатом пелерина, точно материализовавшись из воздуха, легла на плечи принца Фелиды.

Позолоченные, с гербами пуговицы ее сияли, как галуны у швейцара.

— Так теплее, мой принц?

— Благодарю вас, ваше высокопревосходительство…

От раскопов донесся суровый вагонный лязг, и сейчас же земля ощутимо, но еле заметно дрогнула, словно на нее опустили что–то тяжелое.

Видимо, вагоны опорожнились.

— Ну что ж, — сказал Мэр. — Вероятно, наступило время прощаться. Я надеюсь, мой принц, что сумеете стать выше мелкой обиды, вы же понимаете, что такое государственная необходимость, тут ни вы и ни я ничего изменить не можем. Что же, дорогой друг, касается лично меня, то я сохраню о вас самые теплые воспоминания…

Он поклонился, будто участвовал в торжественной церемонии. Гвардейцы, находящиеся по бокам, тут же заметно посуровели и, наверное, еще сильнее стиснули с обеих сторон тщедушное тело принца.

У того свалился с головы красный колпак.

— Подождите, одну минуточку!.. — Преодолевая сопротивление хватки, он засунул руку под пелерину и, после некоторых усилий достав оттуда плоскую изогнутую бутылочку коньячного типа, запрокинув ее, хлюпающими глотками высосал прозрачное содержимое, а затем, оторвавшись, когда сошли последние капли, выдохнул прямо на окружающих валерьяновый лекарственных запах. Глаза его дико блуждали. — Еще минуточку… Ваше высокопревосходительство!.. Может быть, мы сумеем договориться об условиях нового Конкордата?.. Я, в конце концов, готов пойти на любые уступки…

Шерсть у него на морде слиплась от пота и торчала неопрятными жалкими колтунами, а железные когти на лапах, по–видимому, непроизвольно выпускались и втягивались.