Губы у нее плотно сжались, а на бледном отстраненном лице проступило выражение непреклонности. Суповая кастрюля в сумку не лезла, и поэтому Ветка с пристуком поставила ее у серванта.
– Помогай, что ты вылупился!..
Запасаясь терпением, Сергей также опустился на корточки и искательно, точно больную, обнял ее за напряженные плечи.
– Какие Красницы, Веточка… Какая–такая мама, опомнись…
Он не собирался ее ни в чем упрекать. Тем не менее, Ветка рванулась, как будто ей это было в высшей степени неприятно, и, не рассчитав, по–видимому, силы рывка, мягко шлепнулась в открытое нутро чемодана.
Клацнули замки по паркету.
– Все уезжают, – с надрывом сказала она. – Лидочка, вон, собирается и, между прочим, с ребятами. Корогодовы еще третьего дня попрощались, Танька Ягодкина только что забегала: они завтра отваливают. Что же нам ждать, пока нас всех тут поубивают?.. – Она хлюпнула носом. – Силой тебя никто не потащит. Оставайся. Мы без тебя обойдемся…
Сергей так и сел – ощутимо ударившись при этом головой о столешницу.
У него стукнули зубы.
– Слушай, Ветка, давай поговорим без эмоций. Ну – возникла такая история, ну – бывает. Но ведь ты понимаешь, что это – случайное происшествие. Это – вышел из дома и вдруг попал под машину. От случайного происшествия не застрахуешься. Почему ты считаешь, что это имеет к нам отношение?..
Он поднял руку, чтобы разгладить судорогу щеки, но безумная Ветка неприязненно отшатнулась:
– Не трогай меня!..
– Веточка!..
– Не прикасайся!..
– Виктория Александровна!..
– Убери, убери свои лапы, иначе я за себя не ручаюсь!..
С ней случилось нечто вроде припадка: она бурно отмахивалась и безуспешно рвалась отодвинуться. Лицо у нее исказилось, ощерились мелкие зубы, и похожа она была на зверька, которого вытаскивают норы.
– Ветка!..
– Оставь меня, убирайся отсюда!..
Сергей не знал, как это все прекратить: изловчившись, поймал ее за вывернутое запястье и, с усилием притянув, обхватил – заключая в объятия. Щеки у Ветки уже были мокрые, а лопатки под безрукавкой поднимались, как вывихнутые. И одновременно чувствовались на спине деревянные мышцы – так она упиралась.
– Пусти ты меня!.. Все равно не удержишь!.. Придурочный!..
– Але, предки, – сказал вдруг снова появившийся Дрюня. – Нельзя ли потише? Вы тут так выступаете, что половина города соберется.
Тон у него был снисходительно–терпеливый.
Сергей обернулся и второй раз ударился головой о столешницу. Ветка вдруг прыснула. А у Дрюни на вытянутом скучном лице образовалась ухмылка.
– Ничего, не ушибся?..
– Слушай, Дрюня, – шипя, произнес Сергей, – ты не мог бы исчезнуть куда–нибудь на полчасика? Пойди погуляй. Я тебя потом кликну…
– Понял, – сказал Дрюня и, отклеившись от косяка, с независимым видом прошествовал через гостиную. Было видно, как он, подпрыгнув на ступенях веранды, деревянной походкой двинулся куда–то в глубь территории. Руки он засунул в карманы, и брезентовые штаны из–за этого казались широкими.
Ветка шмыгнула носом.
– И все–таки лучше бы нам уехать на какое–то время. Мама будет не против, а тут пока все наладится…
Она уже успокоилась, лишь дорожки от слез напоминали о происшедшем. Да еще – растрепанные клочковатые волосы.
Сергей обнял ее, и она не отстранилась, как прежде.
– Ну, рассказывай…
– А что рассказывать, – тихо шепнула Ветка. – Ерунда это все; наверное, женские страхи. Ничего я тебе не скажу, будешь смеяться…
Тем не менее, ей самой, по–видимому, хотелось выговориться. Она уткнулась Сергею лицом в плечо, стало вдруг хорошо и очень уютно. Собственно, ничего особенного не произошло, просто ей всю ночь сегодня снились кошмары. Как закроешь глаза, так и начинает мерещиться… В чем конкретно заключались кошмары, Ветка не объяснила: не желала, наверное, а выпытывать, рискуя истерикой, Сергей не стал, но в действительности напугало ее вовсе не это, испугалась она, что такие кошмары мерещатся чуть ли не каждому. Лидочка, вон, об этом рассказывала, Танька Ягодкина утверждает, что это какая–то эпидемия. Половина города этим переболела. А к тому же еще загадочная гибель Котангенса. Испугаешься. Но и сам ты, между прочим, хорош: мог бы уделять жене побольше внимания – успокоить там вовремя, рявкнуть, если потребуется; ты, в конце концов, муж или только так называешься, видишь же, что в семье происходит что–то неладное…
– Значит, Таньке и Лидочке тоже мерещились ужасы? – спросил Сергей.
– Ну! Иначе стала бы я волноваться…
– И всем танькиным многочисленным приятельницам и подругам?
– Я тебе говорю: полгорода этим мучается…
– И они считают это болезнью?
– Да–да–да, я ж тебе объясняла…
Ветка чуточку отстранилась и поправила лохматые волосы. Мокрота под глазами уже просыхала.
– Выгляжу я, конечно, кошмарно. Серый, слышишь, давай все же на чем–нибудь остановимся. Можно к маме, она нас давно приглашает. А, считаешь, не нужно, тогда, конечно, останемся. Главное, чтобы ты сам решил. Как ты решишь, так и будет…
Она ожидающе вглядывалась в него. Розовые припухлые веки – подрагивали.
– Скажи мне честно: ты очень боишься? – спросил Сергей.
– Когда ты рядом, то – нет, – быстро ответила Ветка.