Детский мир (сборник)

К сожалению, все это уже было опробовано. А каковы результаты? Хлеба, чтоб накормить голодных, по–прежнему нет, войны стали ожесточеннее, особенно за последний век, а дарованная свобода приводит к затуханию личности. Человек растворился в среде вещественных благ: погружается в быт, превращается в окультуренное животное. Искра божьего духа в нем медленно угасает. Вы, по–моему, слышали об этом на семинаре. Нет, здесь требуется что–то иное. — Зоммер неожиданно замолчал и вдруг, сморщившись, сунул руку куда–то за ворот рубашки — с наслаждением почесался и выпрямился, несколько обескураженный. Мордочка его слабо порозовела. Пррроклятье!.. — смущенно сказал он. — Досаждают слабости человеческого организма.

То одно отвлекает внимание, то — другое. Между прочим, как вы полагаете, нас здесь покормят?..

— Наверное, — сказал я.

И тут дверь открылась, и просунулась из гостиной раскрасневшаяся Жозефина.

— Тебя к телефону…

— Меня, точно? — одновременно тревожась и изумляясь, спросил я.

— Тебя, тебя, такой вежливый голос…

И Жозефина исчезла.

Я глянул на Зоммера, который пожал плечами, а затем переместился в прихожую и взял со столика трубку.

— Сергей Петрович, вы нашу передачу смотрели? — сразу же спросили меня. — Вот сейчас, она прошла по первой программе?

— Кто это? — выдавил я, внезапно похолодев от предчувствия.

А серьезный вежливый голос в трубке сказал:

— Неважно. Просто мы хотели увидеться с вами. Возвращайтесь обратно, ваша квартира свободна. Мы восстановили там всю прежнюю обстановку.

А теперь — дополнение к показанному материалу.

В трубке что–то негромко щелкнуло, и Рита, как будто из могилы, произнесла:

— Сережа, я тебя жду. У меня все в порядке, но ты поторопись, пожалуйста. Я тебя очень прошу: приходи обязательно…

И опять внутри что–то щелкнуло.

— Эй!.. — растерянным шепотом сказал я. — Подождите минуточку, не разъединяйте!.. — Из прихожей я видел Риту, раскладывающую в это время салфетки. Она чуть прогибалась — так, что обрисовывалась фигура. Чувствовалась в ней некоторая оживленность.

И одновременно она находилась за десять лет от меня и безжизненным ровным голосом говорила, точно под чью–то диктовку.

Повеяло сквозняком.

— Алло! Я вас слушаю!..

Трубка, однако, молчала — не было ни обычных легких потрескиваний, ни гудка. И только когда я положил ее обратно на аппарат, что–то слабенько тенькнуло, свидетельствуя, что линия заработала.

— Все в порядке? — спросил Зоммер, появляясь в прихожей.

— Да, — надеясь, что он не прислушивался, кивнул я.

— Ну и отлично! Зовут…

Зоммер что–то жевал, равномерно двигая челюстью, — проглотил и понюхал затем следующий кусок колбасы. И лицо его выразило очевидное наслаждение.

Светлые глазенки замаслились.

— Вкусно, — сказал он…

Мне казалось, что в помещении пахнет дымом. Это было довольно обширное гулкое помещение с мощным каменным нефом, поддерживающим низкий свод, совершенно без окон и находящееся, видимо, ниже земной поверхности.

Вероятно, было сделано все, чтобы придать ему некоторое подобие уюта: темным бархатом была задрапирована облезлая штукатурка стен, прикрывая кирпич, висели картины религиозного содержания, громоздился в простенке двух ниш распятый деревянный Христос, причем краска на дереве уже местами облупилась, еле слышно шуршал, по–видимому включенный, кондиционер, и ворсистый ковер растянулся от нефа до каминной решетки. Желтело медное ограждение. Полукругом стояли три кресла с широкими подлокотниками, и торчал перед ними на тумбочке прямоугольник плоского телевизора видеоаппаратура возле него образовывала уступчатую пирамиду.

Здесь был даже высокий и узкий аквариум: в яркой–зеленой воде, между водорослями, подсвеченные люминесцентными лампами, еле–еле подрагивали плавниками лунообразные рыбы. Сплюснутые их тела походили на игрушки из дымчатого стекляруса, выделялись лишь бусины внимательных глаз и раздвоенные хвосты со слюдяными прожилками.

Дыма, вроде бы, не было.

И тем не менее, мне казалось, что горький раздражающий запах пропитывает помещение. Я сразу закашлялся. Я, наверное, уже сроднился с гарью пожаров. Дымом пахло в квартире, куда я, шагнув, переместился из прошлого, дымом пахло на лестнице, когда я спускался к «мерседесу», ожидающему меня, вдоль всей улицы слоились сиреневые густые усы: воздух был напластован, как будто в призрачной штольне. Солнце создавало ощущение миража. А когда «мерседес», прорываясь к окраинам, мягко вылетел на середину выгибающегося моста, обнаружились в открывшейся панораме проемы развалин — зубы зданий, скорлупы задранных крыш — и колышущаяся над ними поросль рыхлого дыма.

Вероятно, город был наполовину разрушен.

Даже мрачный, как мне показалось, туповатый шофер, соблюдая, по–видимому, инструкцию, не вымолвивший за всю дорогу ни слова, тут слегка покосился на догорающий универмаг и всхрапнул, будто горло его было сделано из железа:

— Сожгли город, сволочи…

— Кто? — спросил я, на всякий случай прикидываясь идиотом.

— Мы куда направляемся? И зачем? Что — вообще происходит?