Детский сад

— Я насчет реставрации. Нет в ней ничего от Золотого Звена философии. Есть лишь умение работать со стеклом. — У Милены перед глазами до сих пор стояли искусные движения мастерицы, и это вселяло надежду. На то, что жизнь строится все же на практическом, обогащенном опытом труде, а не на искусственно внедряемой памяти.

Мала, похоже, поняла. Улыбка стала шире, хотя и с грустноватым оттенком.

— Да, безусловно, мы здесь не только болтовней занимаемся. Единственный способ овладеть ремеслом — это изучить его до тонкостей, причем именно руками. Можно, понятно, узнать о нем в общих чертах и через вирус. Но это осядет только здесь. — Деликатным движением она колечком кальмара указала себе на покрытую платком голову. — Руки же при этом все равно не справятся. Ремесло надо постигать на практике.

Колечко кальмара Мала держала как-то по особому изящно, если не сказать аристократично. И вообще, Милене все это было так приятно, что, не в силах скрыть эмоций, она отвела глаза.

— Ладно, — засобиралась Роуз. — Я все же Воспитатель, а не Стеклодув. Так что мне пора возвращаться.

Они поднялись, и Роуз с матерью с забавной церемонностью расцеловались. Мала ласково похлопала дочь по плечу. После чего, к несказанному удивлению Милены, поцеловала и ее.

— Ну что, не прощаюсь, — сказала Мала. — Ужин в шесть. — И не оглядываясь ушла. Даже походка и та была у нее безупречная — ровная, степенная. Просто и с достоинством.

— Правда, мама у меня прелесть? — спросила Роуз.

Милена кивнула, в основном потому, что именно такого мнения была о самой Роуз. В Медучилище они пошли вместе.

ВСЮ ВТОРУЮ ПОЛОВИНУ ДНЯ — пока одни дети упражнялись в музыке, а другие практиковали деловые игры с воображаемой куплей-продажей свеч и мыла — Милена втихомолку улыбалась. Входили и выходили ее сверстники, спеша по уже реальным делам (торговля жареной кукурузой для партийных бонз на Тоттенхэм-Корт-роуд, платная уборка улиц в соседних Братствах), а Милена, скрестив ноги, все безмолвно сидела во внутреннем дворике. Тихонько переговаривались с Наставниками родители — они беседовали о перспективных линиях Развития. Говорят, такому-то Братству в скором времени понадобятся химики — так что нет ли какой-то возможности предварительной практики по химии? И сколько здесь откроется новых мест — хотя бы приблизительно, в самых общих чертах?

И, слушая эту болтовню, доносящуюся неровно, словно порывы ветра, Милена улыбалась. С улыбкой она шила кожаный кошелек, почти машинально работая иглой с суровой ниткой. В конце концов, жизнь действительно может наладиться. Ведь у нее есть теперь подруга. У нее — есть — подруга!

В четыре часа, с закрытием Медучилища, она помчалась назад, на Гарденс-стрит. Взбежав по лестнице, сбросила свой серый комбинезон и, притопывая, устремилась в ванную, оказавшуюся, по счастью, пустой. Там она на полную мощность включила душ и усердно намылилась с головы до пят. Пустила себе на десны зубных клещиков (то-то им сейчас работы будет на деснах), после чего почистила зубы. Провела по ним языком: как новенькие — поскрипывают, как свежая прохладная резинка. Причесалась, взыскательно оглядела себя в зеркало: нет, часть пор все еще с грязью. Вымыла лицо еще раз. А потом прибежала в спальню, села на кровать и надела свои лучшие башмаки на деревянной подошве — чтоб постукивали, когда она будет танцевать.

Сьюз и Ханна отсутствовали. Слышно было, как они сейчас разговаривают со своей компанией внизу, на улице. Будут там сидеть до заката и оттуда же отправятся на ужин. Обычно их голоса внизу вызывали у Милены чувство бесприютности, покинутости. Теперь же, сидя в тиши комнаты, она думала: «Мне есть куда идти. Я буду ужинать в семье, а вы все — здесь, в Детском саду. Причем кто-нибудь из малолеток опять начнет в столовой кидаться кашей-затирухой. Будете потом полчаса отмываться, а затем разбредетесь друг к дружке по комнатам играть в карты или тасовать все эти ваши сделки. Выменивать друг у друга игрушки, коврики — вся ваша ерунда, которая, по вашему мнению, придает вам сходство со взрослыми.

А вот я нынче буду ужинать со взрослыми, и у нас там будет музыка!»

Посмаковав это ощущение еще буквально одну секунду, Милена помчалась вниз по лестнице, стуча каблуками, как веялка на току.

Сенной рынок представлял из себя старую площадь, окруженную домами преимущественно восемнадцатого века. Древняя кирпичная кладка уже местами проседала, не вполне ровными были забеленные окна, но старинные строения по-прежнему гордо являли себя миру. Посреди площади, за чугунной оградой, находился еще один сад. Среди толстенных стволов под сенью старых деревьев в нем обитала живность. Паслись привязанные к колышкам овцы и козы, выщипывая траву по кругу, что придавало ей ухоженный вид. По центру под покатой крышей из резиновых листов возвышалось достаточно большое сооружение, сплошь из тюков сена.