Детский сад

— Доброе утро, Милена.

— Доброе утро, Джекоб.

— Как у вас нынче дела?

— Замечательно, Джекоб, замечательно.

— Прекрасная погода, Милена, не правда ли?

— Не совсем, Джекоб. Холодновато как-то.

— О да, холодновато, Милена, но, в общем-то, и тепло.

— У вас есть ко мне какие-нибудь сообщения, Милена?

— У вас есть ко мне какие-нибудь сообщения, Милена?

— У вас есть ко мне какие-нибудь сообщения, Милена?

— У вас есть ко мне какие-нибудь сообщения, Милена?

Только одно, Джекоб, только одно. Ты заслуживал лучшей доли, чем в конце концов упасть вот так, мусорным кулем, в заношенных ботинках и своем единственном старом костюме, а никто и не спохватится, и не принесет цветов на могилу, и даже не проводит тебя в последний путь. И если в этом есть смысл, Джекоб, если смысл только в этом, то я, черт возьми, должна упираться. Лезть, черт возьми, из кожи вон, опять и опять. Потому что если мы все кончаем подобным образом, то, значит, что-то в этом не так; значит, это какая-то ошибка, и ошибка эта моя».

Милена Вспоминающая вспомнила, что распятие по-прежнему при ней — вот оно, теплое, можно взять его в ладонь и держать.

И передать в следующие руки.

А ЕЩЕ БЫЛ МАЙК, с его педантичной походкой, прямой как стрела спиной. Он зажигал свечи в их доме, их общем доме с уютными запахами еды, которую он готовил, на фоне окна со свинцово-серой водной рябью и с отражением черной завесы дыма от печей крематория.

— Ну чего, чего? — весело допытывалась Милена, которую было нетрудно развеселить, по крайней мере Майку. — Чего ты там удумал? А? А ну рассказывай!

Тонкие губы Майка были сжаты, он с трудом сдерживал улыбку. Он заставил Милену сесть, заставил ее есть, налил ей вина и лишь после этого сел сам.

— Милли, — произнес он. — Я много об этом думал. Нам нужно иметь детей.

«Оп». — Милена отложила в сторону вилку.

— Ну так иди, обзаводись.

Как все тогда было просто, свободно и легко!

— У меня вот какая мысль, — поделился Майк Стоун. — Я подумал, поскольку ты так занята и тебе не нравится секс, то, может, ты бы дала яйцеклетку, а я сперматозоид, а то, что получится, мы бы прикрепили к стенке моего кишечника.

— У тебя это звучит как рецепт в аптеке, — воскликнула Милена, вдруг заволновавшись. — Нет уж, Майк.

— Мне бы очень, очень хотелось. В этом есть смысл.

Милена вспоминала его наивные, по-детски доверчивые глаза.

— Это очень опасно, — напомнила Милена.

— Не опаснее, чем летать в космос. Так что я бы лучше занялся этим. Меня это больше интересует.

«Майк. Ну зачем ты такой… милый? Людям нельзя быть милыми, это опасно. Что, если ты невзначай слишком сильно подчинишься мне? Я этого не замечу, и ты не заметишь. А потом окажется, что слишком поздно».

— Майк. У меня был один друг…

— Я знаю. Бирон. Ты рассказывала.

— Он тоже был милым и смелым. Но у него в итоге, уже при родах, оторвалась плацента. Он истек кровью. Она хлестнула до потолка. А потом остался тот ребенок.

Милена удивилась, какое живое сочувствие вызвала в ней сейчас мысль о том малыше.

— В уговор это не входило. О ребенке должен был заботиться Бирон. А Анна его не хотела, не могла поначалу даже на него смотреть, пока Питерпол не взялся помогать. Вот тебе три разрушенные жизни. Нет уж, Майк, нет.

— Я же не с бухты-барахты, — увещевал тот. — Я спрашивал, консультировался с людьми. Продумывал всякие новые способы, как лишний раз подстраховаться. В том числе и у людей, которые через это проходили.

— Ага, и каждый при этом говорил: «Да не дрейфь, все у тебя будет тип-топ!» А ради чего все это?

— Ради нашего красавца ребенка.

— Я такую ответственность на себя не возьму. Хватит с меня и того, что я видела. Ты думаешь, Бирон по деревьям прыгал, как Тарзан? Он вел себя предельно осмотрительно, и довел дело до родов, и даже уже родил. И тут на тебе, им не удалось удержать плаценту. Один рывок, и всё: кровь хлынула как из бочки, его хватило буквально на несколько секунд.

— Сейчас есть специальные вирусы, называются «шовные». Мне его введут, и плацента будет держаться как приваренная.

— Прошу тебя. Я сказала тебе, что боюсь. Я страшно боюсь всей этой биологии. Не ровен час, еще какая-нибудь напасть нагрянет.

— Это другой вопрос, отношения к моей беременности он не имеет.

— У меня-то иммунитет, мне-то что. Я переживать не должна. Но у тебя-то его нет! Что, если эти твои шовные вирусы не успокоятся, а кинутся сшивать все подряд?

— Не кинутся, — со знанием дела ответил он. — У них блокирующая леденцовая оболочка.

Милена со вздохом покачала головой. Он прав, они действительно уходят от темы.

— Я не хочу, чтобы в мире стало одним сиротой больше, — сказала она.