Нельзя не признать, что далеко не всякий взрослый отдаст себе отчет в разнице между терминами «рисовать» и «закрашивать» и постарается самопроизвольно исправить неточность.
Монтессори упрекают еще в том, что, развивая в детях точность в работе и точность в речи, она воспитывает из них «педантов». Допуская даже, что педантизм есть отрицательная черта, мы не можем не отметить, что «точность» так же далека от «педантизма», как бережливость от скупости. Подобно тому, как бережливый человек преображается в скупца лишь тогда, когда накопление превращается из средства в цель, точно так же и стремление к точности становится педантизмом лишь в том случае, когда в нем усматривается самодовлеющая цель.
Между тем человек, которому чужда точность, не пригоден для трудовой жизни. Не существует труда, который не требовал бы точности для своего выполнения. Без точности нет продуктивности в работе.
Но нам хотелось бы указать еще на этическое значение «способности к точности» для человеческой личности.
Педагоги пришли к единомыслию по вопросу о том, что физическая чистоплотность есть первая ступень эстетического воспитания. Нам следовало бы также утвердить в себе сознание,
Сплошь и рядом дитя говорит неправду потому, что не умеет точно воспринимать и точно передавать воспринятое и потому при воспроизведении попадает под власть безудержной фантазии. Его «лживость» есть продукт привычки и неточности.
Воспитывая в ребенке навык к точности, выращивая в нем
То обстоятельство, что в Монтессорском саду ведутся лишь индивидуальные уроки и отвергаются групповые занятия, чрезвычайно важно и ценно для нас в следующих отношениях.
Ребенок стремится к знанию и добивается возможного совершенства в своих упражнениях, движимый интересом, а отнюдь не чувством соревнования.
Далее, только
Серьезная и важная проблема утомления находится в настоящее время в стадии изучения и разработки. Пока нам достоверно известно, что индивидуальные колебания утомляемости весьма значительны. Имеются различные типы в смысле установки на определенную работу, в отношении интенсивности и продолжительности ее, равномерной устойчивости в ее выполнении и, наконец, в характере прерывания или заканчивания ее. Все многообразие индивидуальных вариаций ярко выявляется уже у дошкольника, причем каждое дитя во многих отношениях является для воспитателя загадкой. Поэтому
Могучий инстинкт самосохранения в ребенке, который волен прекратить работу, когда ему заблагорассудится, является относительно более верным стражем его психофизического здоровья, чем наши недостаточные познания о процессах утомления, да и вообще о всех процессах, сопровождающих его занятия. С другой стороны, у нас имеются основания полагать, что работа, обусловленная интересом, протекает при несколько иных психофизических условиях, чем навязанное и, быть может, даже сопровождающееся чувством неудовольствия напряжение. Тут и момент наступления утомления, и процессы восстановления могут обнаруживать значительные своеобразные особенности.
Во всяком случае, при массовом подведении детей сада под среднюю норму утомляемости во время коллективных занятий, опасность переутомления неминуема и гораздо грознее, чем при самостоятельных упражнениях детей на материале, а тем более при индивидуальных уроках.
Последние, как известно, даются руководительницей только тогда, когда ребенок сам выражает желание в этом, или же когда она полагает, что дитя достаточно подготовлено для восприятия предлагаемых заданий. Индивидуальный урок очень не продолжителен. Он заканчивается тогда, когда ребенок усвоил скромное знание, или же как только воспитательнице станет ясным, что дошкольник не созрел для восприятия того, что ему предлагается. Тогда, по Монтессори, руководительница воздерживается и от «исправления ошибки».