Детский сеанс. Долгая счастливая история белорусского игрового кино для детей

Словом, к началу тридцатых из фильмов вымели все стихийные и противоборствующие силы и действие упростили до таких пределов, в которых довольно просто проявить волю, чтобы победить в безнадежном деле: только проявить волю. За это отвечал лозунговый склад агитационных сюжетов и еще послереволюционный исторический оптимизм, сообщивший всем ранним советским фильмам уверенность в том, что когда-нибудь, «но не сейчас», все будет хорошо. Других черт, в общем-то, у героев не было, и собирательный образ пионера, сократившись наконец до одной-единственной черты, превратился в тип. Первый тип героя-ребенка в советском и белорусском детском кино – пионер.

В фильмах 1920-х годов пионер воплотился во всей полноте. Многие его черты противоположны свойствам мира, в котором он существует, их связь очень похожа на ту, что соединяла доктора Джекила с мистером Хайдом: мир неповоротлив, пионер подвижен; мир несвободен – пионер волен делать что пожелает; мир отстал, пионер впереди всех; мир слаб и устал, пионер бодр и полон сил; наконец, мир безволен, а пионер… Как вы уже поняли, герой-пионер не обязательно член пионерской организации и может не носить внешних примет пионерии, это лишь наименование модели поведения, которая ясней всего воплотилась в серии пионерских образов. Пионер – воплощение культурного героя42, чья задача очень похожа на созидательную, но если присмотреться, то лучше всего ему удается упорядочивать хаотический мир. Это потому, что он появился на свет в одно время с еще не утвержденным, но уже ясным соцреализмом, в котором, по проницательному выводу Катерины Кларк, основным сюжетом и тематической линией был переход стихийности в осознанность, или хаоса в порядок43. Как всякий культурный герой, пионер появился в мире, чтобы исправить его, совершив волевое усилие. Если хотите, он вернул в мир волю, без которой мир распался.

Пионер умело скрывает свое внутреннее противоречие – с одной стороны, он вроде незауряден, но с другой, он всегда в коллективе таких же, как он. Парадоксальным образом герой-одиночка, воплощение воли, способен существовать лишь в общности и к ней стремится, в отличие от всех мифологических культурных героев, которые со времен Гомера и еще более ранних оставались одиночками и даже оказывались жертвами своего подвига во имя общности. Двадцатые годы самые благодатные для героя-пионера – это начало новой мифологии, в которой он главный персонаж, у него еще нет серьезных выносливых антагонистов, преодолевать ему приходится только архаичные косные силы, которые всегда проиграют, ведь их расцвет остался в прошлом. Более симпатичных героев в пионерских историях тоже нет, и пионерам достаются все зрительские симпатии, сюжетные выгоды и победы: пионеры выходят абсолютными победителями. Главное: победа не зависит от трудности препятствий – она будет одержана в любом случае, даже когда обстоятельства сильнее героя. Правда, идеальное воплощение пионера появилось только в 1940-м, когда Аркадий Гайдар придумал Тимура Гараева (кстати, в киносценарии раньше, чем в повести).

Пользуясь неоспоримым превосходством, пионеры двадцатых прокламировали такие же бесспорные и банальные идеологические лозунги. Но не стоит беспокоиться, нет убедительных подтверждений того, что хоть один пионерский агитфильм был хоть немного любим публикой – или хотя бы замечен ею. Идеология, сама себе летописец, невзирая на целевую аудиторию кропотливо создавала нужный ей одной дискурс, а целевая аудитория невзирая на идеологию смотрела интересные ей фильмы, а неинтересные смотрела вполглаза. Обе стороны были вроде бы равнодушны к назидательным фильмам о пионерах, и эти фильмы, быстро стершись из кинематографической памяти, остались разве что вещдоками противоречивой, насыщенной, чудовищной, захватывающей эпохи.