Детство 2 (СИ)

— Да и папенька твой, такой себе… вполне себе на равных среди Иванов, — Вижу выразительные глаза девочки и понимаю, што несколько тово — перестарался с похвалами ейному папеньке, — Ну то есть не совсем прямо на равных, а будто в сторонке, но вполне себе!

— Сам запутался, и нас запутал, — Проворчал Санька, отодвигая тарелку, — Уважительно к нему, вот што! Не как к подельнику, кровью проверенному, а как к человеку из совсем другого… другой…

— Стаи, — Подсказал я, скалясь во все двадцать восемь.

— Пусть стаи, — Хмыкнул Чиж, но всё-таки запнулся, подбирая слова.

— Вроде как на Кавказе! — Подхватил я, — Немирные горцы и русские офицеры вместе сидят. Перемирие по какому-то случаю.

— Много чести, горцев с разбойниками ставить, — Заворчала Надя.

— Много… да не сбивай меня! Я тебе хоть какую-то анало… — Санька прыснул безграмотно, на что я наградил его уничижительным взглядом, — аналогию предлагаю. В общем, любви меж ними нет, но уважение такое себе присутствует, пусть даже и не во всём. Такой себе чужинец среди этих волчар, но при таком авторитете, што половина Иванов позавидует.

Я для чего разливаюсь-то? Не только и даже не столько для Нади, хотя и не без тово. Уважает девочка отца, ну и пусть себе — есть за што. Вполне себе хороший человек, так почему бы и не да?

Чуть не в первую голову для горнишной рассказываю. Она такая себе сплетница записная, чуть не первеющая на Москве, што дядя Гиляй её иногда «коллегой» называет, да и не так штобы шутя! Один только недостаток — сплетни от Татьяны во все стороны летят. Насквозь.

Не со зла, а просто язык длинный, при полной бабьей бестолковости по части молчания. С большой оглядкой при ней разговаривать нужно, но зато и эту… дезинформацию удобно в уши чужие вдувать. При репортёрской профессии опекуна очень полезно выходит!

Владимир Алексеевич сам хоть и говорун такой весь, а где надо, так и молчок, притом железный! Рядышком вокруг да около обскажет, и вроде как и да, но только потом понимаешь, што ничего и не сказал.

Я бы такую бабу языкатую не терпел, а ему вишь — удобно! По репортёрской надобности. Придёт она с рынка поутру, так все новости городские расскажет. И обратно через неё… што- то там.

Плохо понимаю пока, но дядя Гиляй обещал подробней рассказать за дезинформацию, агентурную работу и работу со слухами. Да не просто сбором и этой… фильтрацией, но и с формированием оных. Интересно! На Хитровке вроде и было такое, но как-то очень уж по- простому, без науки.

Обедать Владимир Алексеевич пришёл домой, а не как обычно. Дово-ольный! Жмурится котом, навернувшим полную крынку сметаны, да не попавшим за то под веник.

— Контакты, — Урчит по-котячьи, наворачивая уху. Оно не вполне по манерам, но сейчас не до них, — репортажи… серия!

— Удачно? — Поинтересовалась Мария Ивановна, еле заметной мимикой подзывая горнишную за поухаживать с добавкой супругу.

— Более чем! Более чем! — Отозвался опекун с видом человека, достигшего почти самого полного счастья. Затем пошёл такой себе разговор промеж супругов, когда вроде и не таятся, но сторонним ни хренинушки непонятно. Шифровка такая — не специальная, супружеская — из междометий, закатываний глаз и мимики. Одно-два слова, шифровка, и снова — взглядами обмениваются многозначительными. Для них.

Потому чай мы с Санькой пили с пирогом, мармеладом и скукой. Надя впополаме — вроде и понимает чутка, но по лицу видно, што такое чутка, без которого лучше бы и обойтись! Всё равно шифр.

— Надо немножечко поговорить, — Придержал я засобиравшегося было дядю Гиляя, — недолго! Хмыкнув, тот сбросил с плеч бекешу обратно на руки горнишной, и я показал на свою комнату.

— По деньгам, — Начал я, — Купеческие с Санькой впополаме…

— Эко? — Удивился тот, раззявив рот, — Мне-то за што? Всё твоё — песенка ета, музычка, выступление. Я так!

— Обучение. И не спорь! Ближе тебя у меня никого нет! Родственник и друг первеющий! Может, выучишься на художника, да моих детей потом на свои деньги уже учить будешь. Мало ли как повернётся!

— Если только в таком виде, — Нехотя согласился Чиж, — а не много? Может, четверть?

— В самый раз! На учёбу и немного на жизнь! Владимир Алексеевич на два счёта деньги поделил — одну часть на мой, другую на так. Документы тебе выправим, и твой станет.

— А вот по Иванским, — Голос у меня сорвался было, — По деньгам Иванов… я свою половину на больницу хочу отдать. Ту, в которой меня после Ходынки выхаживали. Оно как бы… не те деньги. Не впрок.

— Я… я тоже! — Решительно подхватил Санька, и вижу — ажно облегчение в глазах! Видно, давят деньги-то. А так отдал — пусть и часть, но на благое дело, так оно и легче на душе.

— Двенадцать тысяч, — Озвучил опекун, задумчиво дёргая ус.

— Всё равно, — Мотаю решительно головой, — так правильно будет.

— От нас, — Закивал Чиж, — от двоих!

— Эх вы! — Дядя Гиляй сгрёб нас в охапку на мгновение и прижал к могучей груди, — Чижики!

Вышел тут же, шмыгая носом, а мне неловко чутка. Я же не соврал! Недоговорил просто. Не так штобы и давят карман деньги бандитские. Это так…

… индульгенция вроде. На будущее.