Детство 45-53: а завтра будет счастье

На первом этаже нашего дома жила еще одна еврейская семья. Ну, это были совсем другие люди. Мать семейства Роза Соломоновна, несмотря на наличие трех дочерей и одного сына, выглядела прямо царицей Савской. Волосы черные, гладко зачесанные назад в шикарный пучок, нос с горбинкой, глаза темные, огненные. У нее были две довольно интересные старшие дочери, лет двадцати с лишним, еще двенадцатилетняя дочка и маленький сын Аркашка, моложе меня года на полтора. Он был беленький, кудрявый и голубоглазый – в своего отца, мужчину невысокого роста, который рядом со своей статной супругой выглядел немного бесцветным. Тем не менее, как мне помнится, его все уважали. Вот уж у них не было ни ссор, ни скандалов. Это была дружная семья, и когда они все вместе выходили на улицу, на них было приятно посмотреть. Аркашку все в семье и во дворе называли Адиком, и помню, мы с этим самым очаровательным Адиком «выступали по еврейскому вопросу». Мы стояли в темном нижнем коридоре нашего дома и переругивались: «Жид!» – Жидовка!», «Жид!» – «Жидовка!» При этом мы не испытывали никакой неприязни друг к другу и прекрасно потом играли вместе. Кто научил нас этим глупостям?

Та еврейская семья, что въехала в Веринькину комнату, тоже была дружной. Муж Соломон Яковлевич и жена Анна Григорьевна были очень маленького роста и немного напоминали карликов. Лица обоих носили явные признаки еврейского происхождения, выговор был резким, картавым и резал слух. Мне кажется, что сейчас даже в провинции уже нет подобных типов. Соломон Яковлевич где-то работал, жена сидела дома. У них был очень славный сын Даня, лет на шесть старше меня. Несмотря на некрасивость своих родителей, Даня обладал очень приятной внешностью и ростом был повыше. Глаза у него были огромные темные, те самые, в которых видна мировая скорбь. Он был тихим мальчиком, хорошо учился в школе, а потом поступил в институт. У Соломона Яковлевича был бурный общественный темперамент, он умел добиваться своего для общественной пользы дела, за что его уважали. Например, благодаря его стараниям на нашей улице рядом с «поповкой» установили телефонную будку. Как он этого добился, вообще непонятно. Но он умел ходить в «инстанции», собирал у нас подписи, составлял ходатайства, а потом доказывал начальству со своим жутким прононсом, что людям необходимо иметь хоть одну телефонную будку, потому что остальные все находятся очень далеко, и если начнется, к примеру, пожар, мы не успеем дозвониться до пожарных прежде, чем сгорит дом…

…Дворовым мальчишкам как-то захотелось поизмываться над «евреями», и они придумали стучать им в дверь и убегать. Я, маленькая идиотка, присоединилась к ним в этой забаве и почему-то решила постучать им в дверь уголком рамки от маленькой копии портрета Пушкина. Мама Женя, узнав об этом, всыпала мне по первое число, объяснив, что такие вещи делать позорно. Больше я в таких «акциях» не участвовала.

Еще одна семья жила в так называемых «офицерских» домах… Условия в этих домах были намного лучше наших: семьи жили в отдельных квартирах, там был и водопровод, и канализация. Дети были одеты гораздо приличнее нас, и многие из них учились в музыкальной школе или занимались теннисом. Отца семейства Мизрухиных я совершенно не помню, а вот тетю Римму никак нельзя было забыть: ни у кого в округе не было такого замечательного римского носа, как у нее. Дама она была статная, видная, хорошо одетая, однако самой характерной ее приметой был ее выдающийся нос. Он ничуть ее не портил, но она впоследствии сделала себе и своей старшей дочери Бэтьке пластическую операцию. Тетя Римма была логопедом и прилично зарабатывала. Ее хорошо знали в округе благодаря ее общительности и приветливости.

Мне очень жаль, что в этих интеллигентных еврейских семьях не было детей моего возраста… Тогда я могла бы кое-чему научиться и увидеть другую жизнь, где никто не пил, мужчины не скандалили, не дрались между собой и никогда не били жен. Дети были прилично одеты, и об их образовании постоянно заботились: водили в музыкальную школу, записывали в шахматные кружки или еще куда-нибудь. У нас же, мне кажется, в семье и кругом была не жизнь, а сплошная неразбериха.

Елена Косякина А у нас в квартире газ

В 1946 или 1947 году, уже не помню сейчас, к нам в Большой Каретный переулок приехали рабочие и перерыли весь двор. К дому подводили газ. Это было такое событие! Ведь до этого мы готовили на керосинках, примусах или керогазах. В кухне с утра до вечера скрипели и свистели на все лады эти пожароопасные устройства.