Детство 45-53: а завтра будет счастье

Жизнь в деревне нам казалась тогда весьма интересной, благополучной и, главное, очень сытой. Наше отношение к колхозам и сельской жизни формировалось под влиянием кинокомедии «Кубанские казаки», которая вышла на экраны в 1949 году. Сталину приписывают фразу, сказанную им после первого просмотра этого фильма: «А все-таки неплохо у нас обстоит с сельским хозяйством». Впервые побывав в деревне, я еще не задумывалась над тем, что наши родственники-колхозники не имели паспортов, а потому не могли без особого разрешения навсегда покинуть родную деревню. Не понимала, почему, много и тяжело работая в колхозе, деревенские жители дополнительно копаются в земле и на своем приусадебном участке: разве они не зарабатывают трудодни? Того, что за годовые трудодни колхозники в итоге получали такое количество продуктов, которое мог спокойно унести один человек, я даже представить себе не могла. Почему-то не придавала особого значения тому, что каждое утро в телеге с большой бочкой из деревни в районный центр выезжает старик-молоковоз, который везет молоко, собранное после утренней дойки во всех домах колхозников, где есть коровы. Не понимала, почему из деревни, казавшейся мне земным благодатным раем, люди стремятся любой ценой вырваться в город или хотя бы на какую-то другую, пусть и тяжелую, работу, которая обеспечивается зарплатой. В ранней юности не задумывалась, а зарубки в душе остались на всю жизнь…

Александр Коварский «Пойдем к деукам!»

«Пойдем к деукам!» – говорил Леша обычно под вечер, начистив до блеска медали и сапоги. Мы всегда были желанными гостями в окрестностях Новогрудка. Леша числился ординарцем моего отца. Так в советское время назывался «военнослужащий, состоящий при командире для выполнения служебных поручений, передачи приказаний и т. п.». А практически это были обязанности денщика (по Ожегову: «До революции – солдат, состоящий при офицере для личных услуг».) Леша появился в нашем доме после войны и трудился под командованием бабушки: пилил и колол дрова, топил печи, приносил воду из колодца, ездил за продуктами, то есть занимался домашним хозяйством. Я считал его, двадцатипятилетнего, членом семьи. Среднего роста, русоволосый, худощавый, с голубыми глазами, в которых всегда играли смешинки. По рассказам отца, он не раз глядел в лицо смерти, обезвреживая снаряды, мины, выполняя другие опасные задания. Его гимнастерку украшало много боевых наград.

После ранения и контузии Леша немного прихрамывал и плохо слышал, поэтому говорил громко, по-волжски «окая». В 1945 году в школу я еще не ходил и проводил с ним много времени. Крестьянский сын, Леша быстро находил общий язык с самыми разными людьми. Я любовался им, когда с шутками и прибаутками он весело торговался на рынке, ему всегда уступали в цене.

Перед Лешиным обаянием трудно было устоять, появление такого завидного жениха становилось праздником для незамужней части деревни. В чьей-то просторной избе появлялся гармонист, плотные краснощекие девахи накрывали на стол. Обычно из печи доставался чугун с рассыпчатой картошкой, появлялась пузатая бутыль мутного самогона, душистый хлеб, сало, соленые огурцы. Выпив и закусив, компания заводила песни. Мне запомнилась одна очень грустная: «Пускай могила меня накажет!» А за что – я так и не понял.

С некоторых пор мы зачастили в дом, где жила Мария. Кажется, Леша полюбил красивую статную девушку, и ему отвечали взаимностью.

Осенью 1946 года саперную бригаду расформировали: молодых солдат направили служить в другие части, а старослужащих – демобилизовали. Настал день, когда мой друг, тепло распрощавшись с обитателями дома пана Кадзика и обещая писать, направился с Марией на вокзал. Она была уже на сносях. Леша повез ее в родительский дом в Саратовскую область.

Его жизнь сложилась непросто: Леша был уже женат, точнее сказать, – расписан. Перед войной он, весельчак и балагур, «гулял» со многими девушками. А уходя на фронт, привел одну из них в ЗАГС, чтобы в случае его смерти та получала пенсию. Тогда многие так поступали. К счастью, Леша не погиб, а глубокой привязанности, по-видимому, у него не было. За четыре военных года, после всего пережитого, он и вовсе о законной супруге позабыл. Но она-то о нем помнила! Каково же было всеобщее удивление, когда однажды, свалившись словно с неба, предъявила свои права на Лешу.

– Мне некуда деваться, – лепетала она, – отец выпроводил из дома: должна, мол, жить со своим законным мужем, хватит есть родительский хлеб! Я не боюсь никакой работы!

Леша был добрый человек. Посоветовавшись с отцом и матерью, оставил женщину в доме на правах родственницы. В просторной избе места хватало, а в крестьянском хозяйстве пара рук всегда нужна. В деревне ничего утаить нельзя, поползли слухи – в христианском обществе двоеженство осуждалось. Через какое-то время Леша с Марией уехали в большой город.