Детство

На ужин у нас жаркое из свинины и лимонный мусс, и мама, которую раздражают любые домашние хлопоты, успокаивается лишь к десерту. Дядю Карла посадили рядом с печкой, и он так потеет, что то и дело вытирает носовым платком свою плешивую шарообразную голову. В другом конце стола сидит дядя Питер, плотник, и вместе с тетей Агнете, которая в молодости пела в церковном хоре, он представляет культурную часть нашей семьи. Она сочинила для меня песню, потому что у нее есть «жилка», которая требуется для подобных случаев. Там поется о разных малоинтересных событиях моего детства, и каждый куплет заканчивается словами: «Да пребудет с тобой Господь Бог, ля-ля-ля, и пусть удача и счастье сопутствуют тебе всегда, ля-ля-ля». Когда мы доходим до припева, Эдвин смотрит на меня, глаза его смеются, и я торопливо перевожу взгляд на текст песни, чтобы не расплыться в улыбке. Затем дядя Питер встает с поднятым бокалом. Он хочет выступить с речью. Это напоминает мне речь в здании «Одд Феллоу», и я слушаю его вполуха. Что-то про вступление в ряды взрослых и пожелание быть такой же работящей и умной, как мои родители. Речь немного затягивается. Дядя Карл постоянно повторяет «вот именно», словно он пил вино, а Эдвин кашляет. У мамы стеклянный взгляд, и я съеживаюсь от неловкости и скуки. В конце все кричат ура, и тетя Розалия тихо произносит, окутав меня своим любящим взглядом: Боже мой, ряды взрослых! Она же ни рыба ни мясо. Я чувствую, что у меня начинают дрожать уголки рта, и спешу опустить взгляд в свою тарелку. Это самое нежное и, пожалуй, самое правдивое, что было сказано на моей конфирмации. После ужина можно немного размяться, и все, кажется, пребывают в более приподнятом настроении, чем поначалу, – возможно, из-за вина. Родственники восхищаются маленькими наручными часами, которые я получила в подарок от родителей. Мне они тоже нравятся и, думаю, придают моему запястью более солидный вид. Все остальные подарили мне деньги, набралось больше пятидесяти крон, но всю сумму положат в банк на мою старость, поэтому я не особенно радуюсь.

Когда гости уходят и я заканчиваю помогать маме с уборкой, мы все вместе садимся за стол и болтаем. Хотя уже за полночь, у меня сна ни в одном глазу, и я чувствую облегчение от того, что празднование позади. Боже, сколько он съел, говорит мама, имея в виду дядю Питера, вы видели? Да, отвечает отец возмущенно, и выпил! Когда всё бесплатно, тогда уж он не может устоять перед соблазном. А еще он сделал вид, будто Карла там не было, продолжает моя мама, жаль Розалию. Неожиданно она улыбается мне и спрашивает: не правда ли, чудесный день, Тове? Я думаю о том, как много беспокойства и затрат это стоило моим родителям. Да, вру я, это была хорошая конфирмация. Мама одобрительно кивает и зевает. И вдруг ее озаряет идея. Дитлев, произносит она радостным голосом, а теперь, когда Тове начинает зарабатывать деньги, не можем ли мы себе позволить радио? От страха и бешенства кровь ударяет мне в голову. Вы не будете покупать радио на мои деньги, возбужденно отвечаю я. Мне они самой нужны. Ах так, отвечает мама ледяным голосом и выходит, топая и хлопнув дверью так, что со стены сыплется штукатурка. Отец смущенно смотрит на меня. Тебе не стоит воспринимать это буквально, объясняет он. У нас есть небольшие сбережения в банке, на них мы можем купить себе радио. Тебе нужно лишь оплачивать свое проживание дома. Да, отвечаю я и сожалею о своем неистовстве. Я знаю, что теперь мама не будет разговаривать со мной несколько дней. Отец добродушно желает мне спокойной ночи, и я иду в спальню, где мне больше никогда не сидеть на подоконнике и не мечтать о том счастье, что постижимо лишь для взрослых.