Детство

В тот вечер человек, одетый оборванцем, сидел на крыше и пел невообразимо густым басом. «Оул мэн рива», — пел он. Я потом весь вечер напевал эту песню. «Оул мэн рива», — пел я, чистя зубы. «Оул мэн рива» — когда раздевался, «Оул мэн рива» — лежа в постели, пока не уснул.

Мама и папа закрыли раздвижную дверь гостиной, курили и разговаривали, слушали музыку и допивали оставшееся вино. В перерывах между пением я слышал, как бурчит папа, угадывал, что после него что-то говорит мама, но ее голоса было не слышно.

Я заснул. Когда я проснулся, они все еще сидели в гостиной. Что это они — собираются всю ночь проговорить? — подумал я и снова заснул.

Теплые, ясные сентябрьские деньки оказались последним подарком уходящего лета, затем оно резко кончилось, и начались дожди. На смену майкам и шортам пришли свитера и брюки, по утрам сверху надевалась куртка, а когда зарядили осенние дожди, добавились сапоги, непромокаемые куртки и брюки. Ручьи набухли, грунтовые дорожки покрылись лужами, вдоль обочин у тротуаров заструилась вода, унося с собой песок, мелкие камешки и опавшую хвою. Купальный сезон кончился, по воскресеньям уже никто не уезжал на катере, чтобы провести на море целый день, и на причалы ездили одни рыбаки. Папа тоже достал свои рыболовные снасти — удочку, катушку, блесны и крючки, облачился в темно-зеленый непромокаемый костюм и поехал на другую сторону острова, смотревшую в открытое море, там он по выходным оставался в полном одиночестве и рыбачил, охотясь на крупную треску, которая в зимнее полугодие подходила туда косяками. Очень кстати именно в это время начались занятия по плаванию, потому что плавать в закрытом бассейне, когда на воле жарко греет солнце, казалось чем-то противоестественным. Занятия должны были проходить всю осень по вторникам вечером, в бассейн записался весь класс. Так как мама в этот день уезжала на работу с утра, я напомнил ей накануне вечером купить мне шапочку по дороге домой. Сделать это надо было уже давно, но у нас с ней все как-то не получалось. Заслышав издалека, как ее автомобиль поднимается на гору, я выбежал в прихожую и там ждал, чтобы ее встретить. Она вошла в плаще с сумкой через плечо и улыбнулась при виде меня усталой улыбкой. Пакета из спортивного магазина при ней не было. Может быть, он лежит у нее в сумке? Резиновая шапочка — вещь небольшая.

— Ты купила резиновую шапочку? — спросил я.

— Ой, ну надо же! Нет! — сказала она.

— Ты забыла? Неужели ты забыла? Ведь мне же идти сегодня!

— Действительно, забыла. Задумалась, возвращаясь с работы. Но знаешь что… У тебя когда начинается?

— В шесть, — сказал я.

Она взглянула на часы.

— Сейчас половина четвертого. Магазины закрываются в четыре. Я как раз успею, если выехать прямо сейчас. Я могу съездить. Скажи папе, что я вернусь через час, хорошо?

Я кивнул.

— Поезжай скорее, — сказал я.

Папа был на кухне и жарил отбивные. Над конфоркой стоял чад от горелого масла. Крышка кастрюли, в которой варилась картошка, звякала, подскакивая от пара. Папа готовил, включив радио, и стоял ко мне спиной, с лопаткой в одной руке, а другой рукой опираясь на рабочий стол.

— Папа, — позвал я.

Он резко обернулся.

— Что? — А посмотрев на меня, добавил: — Что тебе?

— Мама приедет домой через час, — сказал я. — Она велела тебе передать.

— Она приходила и снова уехала?

Я кивнул.

— Почему вдруг? За чем она поехала?

— Купить резиновую шапочку. Мне сегодня на плавание.

Раздражение, с которым он на меня посмотрел, невозможно было не заметить. Но ситуация еще ничем не разрешилась, и я не мог просто повернуться и уйти.

Затем он мотнул головой в направлении моей комнаты, и я отправился к себе, радуясь, что так легко отделался.

Через десять минут он нас позвал. Мы бесшумно вышли каждый из своей комнаты, тихонько подвинули стулья на привычное место, сели, дождались, пока папа положит нам на тарелки картошки, кусок мяса, горку поджаренного лука и морковки, и принялись за еду с прямой спиной и почти не шевелясь, — двигались только предплечья, рот и голова. За едой никто не говорил ни слова. Когда на тарелках ничего не осталось, кроме обглоданной косточки и картофельной шелухи, мы поблагодарили за обед и вернулись каждый в свою комнату. Папа остался в кухне варить кофе. Я догадался об этом по доносившемуся оттуда свисту. Как только свист прекратился, он спустился к себе в кабинет, наверняка с чашкой кофе в руке. Я читал лежа на кровати, но все мое внимание было сосредоточено на звуках проезжающих машин, мамину машину я услышал сразу, как только она далеко внизу выехала из-за поворота, звук «жука» ни с чем невозможно было спутать, но даже если бы я вдруг ошибся, через несколько секунд пришло окончательное подтверждение, так как машина уже выехала на окружную дорогу. Я встал и вышел на лестничную площадку. Раз папа сейчас в своем кабинете, лучше всего было ждать тут.

Открылась дверь, я услышал, как она снимает сперва сапожки, затем куртку, вешает ее на вешалку в углу, потом раздались шаги по ковролину в прихожей, которые затем, когда она показалась на лестнице, соединились с ее обликом.