Детство

Здесь костер казался чем-то неуместным, архаическим, совсем не вяжущимся с остальным окружением: откуда вдруг огонь рядом с жилым автоприцепом Густавсена? Что делает огонь рядом с игрушечным экскаватором Анны Лены? Зачем быть костру рядом с отсыревшей садовой мебелью Канестрёмов?

Играя всеми оттенками желтого и красного, он тянулся ввысь, к небу, потрескивали в огне пожираемые костром еловые ветки, шипя, плавился пластик, языки пламени вспыхивали то тут, то там, в совершенно непредсказуемом порядке, столь же прекрасные, сколь и фантастические, ибо что им было делать здесь, среди нас, обыкновенных норвежцев, в обыкновенный вечер 1970-х годов?

Вместе с огнем рождался какой-то другой мир и тотчас же исчезал вместе с ним. Это был мир воды и воздуха, земли и скал, солнца и небес. Который всегда есть и всегда был, и о котором мы поэтому забываем. Но вот пришел огонь, и мы увидели его. А раз увидев, уже невозможно было не видеть его повсюду, во всех печах и каминах, во всех фабриках и цехах, во всех автомобилях, которые разъезжают по дорогам или вечером стоят в гаражах и перед домами, ведь и в них горит огонь. Автомобили тоже глубоко архаичны. Эта глубокая древность, по сути, заключалась во всех вещах, начиная от домов, сложенных из кирпича или из дерева, и заканчивая водой, бегущей во трубам и текущей из них, но так как для каждого поколения все происходящее совершается впервые и так как у данного поколения связь с предшествующим оборвана, то эта мысль дремала где-то в глубинах сознания, если вообще там имелась, ведь в наших головах не только мы сами присутствовали в качестве современных людей семидесятых, но и окружающий мир представлялся нам в виде современного нам мира семидесятых годов двадцатого века. И чувства, пробуждавшиеся в нас в те весенние дни, принадлежали современности, не имея за собой другой истории, кроме нашей собственной. А для нас, бывших тогда детьми, это означало отсутствие какой-либо истории вообще. Все происходящее совершалось впервые. И мысль о том, что чувства древни, может быть, не настолько, как вода и земля, но древни, как само человечество, никогда не приходила нам в голову. Да и с какой стати нам было так думать? Чувства, которые рождались у нас в груди, заставляя нас кричать от радости или от горя, смеяться и плакать, были лишь тем, что мы чувствуем, частью того, что мы есть, — примерно в том же смысле, в каком у холодильника есть лампочка, которая гаснет, когда закрывается дверца, или у двери есть звонок, который звонит, когда нажмешь на кнопку.

В самом ли деле я верил, что так будет продолжаться все время?

Да, верил.

Но все оказалось иначе. Как-то раз в конце апреля я сказал Анне Лисбет, что мы сегодня придем после школы, а она сказала, что сегодня нельзя.

— Почему нельзя? — спросил я.

— Сегодня у нас будут другие, — ответила она.

— И кто же? — спросил я, думая, что к ним придет в гости какой-нибудь дядюшка или тетушка, словом, кто-нибудь в этом роде.

— Секрет, — сказала она, улыбаясь своей таинственной улыбкой.

— Кто-нибудь из нашего класса? — спросил я. — Марианна, или Сёльви, или Унни?

— Секрет, — повторила она. — Вам нельзя приходить. Пока!

Я пошел к Гейру и рассказал ему, что она сказала. Мы решили, что пойдем и подглядим за ними. После уроков, отнеся домой ранцы, мы другой дорогой поднялись к ним наверх, коротким путем через лес прошли по поселку до того места, где начинались фундаменты первых домов, крадучись пробрались по лесу, перешли через болото и вышли на площадку напротив их домов.

Никого.

Может быть, они в доме?

Позвонить в дверь мы не могли, нам было не велено приходить. Мы спустились ниже. Гейру пришла светлая мысль позвонить к Вемунну. Тот вышел на крыльцо с обычным своим глуповатым выражением на круглой физиономии. Да они недавно проходили тут мимо по склону.

Одни?

Нет, с ними было еще двое.

И кто же?

Ну, этого он, мол, не видел.

Мальчики или девочки?

— Вроде мальчики. — Сначала он, мол, подумал, что это мы, потому что мы все время сюда ходим, а потом поглядел — нет, вроде бы какие-то другие.

Он засмеялся. Гейр тоже.

Так кто же это мог быть?

И что они тут делали?

— Пошли, — сказал я Гейру. — Выследим их.

— Но они же не хотели нас видеть, — сказал Гейр. — Может, зайдем лучше к Вемунну?

Я посмотрел на него как на дурачка.

— Окей, — согласился он.

— Смотри только, не говори никому из класса, — сказал я Вемунну.

Он кивнул, а мы, пройдя через их участок, спустились к дороге.

Куда они могли пойти?

Поди угадай! Могли, например, спуститься дальше к магазину. Но что-то подсказывало мне, что они не станут уходить далеко. Мы свернули на улицу, проходившую под их домом. Услышать и увидеть их будет нетрудно, раз они там вчетвером.

— Свернем тут наверх? — спросил я, остановившись на перекрестке, откуда можно было подняться к Дагу Магне и девочкам.

Гейр пожал плечами.

Мы двинулись вверх по гравийной дорожке. Дом Дага Магне стоял в распадке между двумя склонами, рядом был гараж, набитый велосипедами, всяческим инструментом и велосипедными покрышками. Под верандой лежали поленницы дров.