Детство Александра Пушкина

Саша присел на берегу пруда и, слушая соловьиное пение, льющееся из густых кустов бузины, стал вспоминать, как в начале мая весело играл он в прятки с Олей, Николенькой и Сонечкой в Юсуповом саду. Услышав знакомые голоса, мальчик поспешил в парк. Из глубины аллеи навстречу ему бежала девчушка в модной белой шляпке. У Саши лихорадочно забилось сердце: «Сонечка! Откуда она здесь? А где Николай Михайлович Сушков?» Но его ждало разочарование – это оказалась Анночка. Её шляпка почти ничем не отличалось от Сонечкиной. Подбежав, девочка осалила его и, пускаясь наутёк по боковой аллее, задорно выкрикнула: «Тебе водить!»

Из – за ствола лиственницы, растущей на другой боковой аллее, выглянули Оля и Николенька. Подхватывая игру, Саша понёсся за ними. Он быстро догнал Николеньку, осалил и побежал в сторону по круговой дорожке. Тот смекнул, что Оля совсем близко, настиг и мигом осалил сестру. Теперь водить надо было ей, но тут дети услышали зов бабушки: «Оля, Саша, Коленька! Домой пора! Никита уж за нами приехал, ждёт».

Пришлось проститься с Анночкой до следующего раза. Когда коляска отъехала от Вязём, Саша увидел с пригорка, что погрустневшая девочка всё ещё стоит на крыльце дворца рядом с гувернанткой и машет им вслед маленькой ручкой.

«Арапчик – рябчик»

Смеркалось. Осенний ветер, разгулявшись по московским дворикам, срывал с деревьев золотую листву. По Малому Козловскому переулку, подняв воротник длинного чёрного пальто – редингота и надвинув цилиндр, шёл сенатор Иван Иванович Дмитриев. Путь его был недалёк – всего несколько домов. Он направлялся к своему другу Сергею Львовичу Пушкину, жившему с семьёй в том же переулке. Занимая солидные государственные посты, важным делом своей жизни Дмитриев считал сочинительство. Он с удовольствием писал стихи, сказки, песни, сатиры, басни, эпиграммы и слыл острословом. На почве любви к литературе он и сошёлся с Сергеем и Василием Львовичами Пушкиными, когда служил ещё в Петербурге. Переехав в Москву, Иван Иванович серьёзно увлёкся их умной и обаятельной сестрой Анной Львовной, но его предложение руки и сердца она отвергла. Вряд ли причиной тому внешность Дмитриева, чьё лицо рябовато: в юном возрасте он переболел оспой. Просто его избранница обладала весьма самостоятельным характером и замуж не собиралась, предпочитая жить уединённо в собственном особняке. Впрочем, родных, немногих друзей и в их числе Ивана Ивановича она всегда любезно принимала у себя. Он вскоре утешился, больше не ища её руки…

Вот и знакомые ворота. Гость вошёл во двор, потоптался возле двери, вытирая ноги, и позвонил в колокольчик.

«Милости просим, Ваше превосходительство, – радушно приветствовал его молодой слуга Вася, принимая пальто и цилиндр. – Заждались Вас. Анна Львовна покуда для гостей на клавикордах играют».

Иван Иванович подошёл к открытым дверям гостиной и, опершись на дверной косяк, стал слушать живую, эмоциональную игру Анны Львовны. Когда она кончила, Дмитриев присоединился к общим аплодисментам и, войдя, стал всех приветствовать. Перецеловав ручки дамам, он не обошёл вниманием Олю. Рядом с сестрой стоял Саша. На фоне небрежно лежащего воротника белой рубашки лицо мальчика, сохранявшее летний «захаровский» загар, казалось особенно смуглым, а каштаново – рыжеватые кудри тёмными. Взглянув на Сашу, Дмитриев воскликнул:

– Смотрите, какой арапчик!

– Зато не буду рябчик! – тотчас услышал он в ответ.

Мать метнула гневный взор на сына, не найдя сразу, что сказать на такую выходку. На секунду в гостиной водворилась тишина. Напряжение разрядил сам Иван Иванович, который давно уже философски относился к своей наружности и умел ценить шутки и каламбуры.

– Хо – хо – хо! – захохотал он, – Арапчик – рябчик! Забавно! Серж, а сынок – то в Вас пошёл! Острослов! Хо – хо – хо!

И Надежда Осиповна рассмеялась вместе со всеми.

– Тяв – тяв – тяв! – весело отозвалась Жужутка, не слезая с Олиных колен.

– Ну, а Вы, мадмуазель, чем нас порадуете? – спросил Дмитриев у девочки, обращаясь к ней с подчёркнутой галантностью.

– Ольга, принеси рисунки, – подсказала мать.

Сестра отдала собачку Саше и вышла за рисунками.

Пока она ходила, Надежда Осиповна привела из детской своего любимца Лёвушку, белокурого кудрявого малыша, похожего на ангелочка. Тот мило лепетал малопонятные взрослым слова, послушно хлопал в ладошки, когда няня пела ему: «Ладушки, ладушки! Где были? У бабушки!..» Лёвушке нравилось всеобщее внимание и похвалы взрослых.

Тем временем Оля принесла несколько рисунков.

– Это твоя моська? – спросил Василий Львович, рассматривая «портрет» Жужу. – Очень похожа!

– Смотрите, как хорошо кота нарисовала! – присоединился к похвалам Дмитриев. – Трифон, кажется? Модный «господин»!

– Пейзаж весьма недурно получился, – заметил друг дома граф Ксавье де Местр, учёный, поэт и хороший художник.

– Это наше Захарово, – пояснила Оля.

– Надо развивать Ваш талант, мадмуазель. Кто Вам рисунок преподаёт?

– Сашин гувернёр мсьё Монфор.

– Ежели желаете, я тоже могу давать Вам уроки рисунка и живописи.

– О, мерси боку, мсьё, – обрадовалась девочка.