Детство Чика

Пока он полз, дядюшка дважды прерывал пение и вглядывался в кровать, где должен был лежать Чик. Чик в это время замирал на полу. Дядюшка принимался петь, и Чик полз дальше, стараясь не стучать бутылкой.

Он выполз на открытый балкон, завернул так, чтобы его из зала не было видно, и выпрямился. Бочо стоял под балконом и ждал его. Чик вынул из кармана шпагат и привязал его к горлышку бутылки. Подставив под бутылку ладонь, другой рукой тряхнул ее — узел крепко держал бутылку Оглядел улицу, убедился, что она пустая, и спустил бутылку на руки Бочо. Бочо поймал бутылку, и Чик бросил шпагат.

Чик перелез через перила балкона и вышел на карниз. Это было очень трудное место. Надо было пробираться, цепляясь за карниз и сильно нагнув голову, чтобы из окна ее не было видно. Если бы дядюшка увидел в окне какую-то голову, он поднял бы шум, думая, что это вор.

Умственных сил его хватало на то, чтобы понять — в мире есть воры. Вернее, его научили бояться воров, сам бы он не догадался. Пройдя окно, Чик выпрямился и спустился на козырек парадного входа, а оттуда легко сошел на землю.

Они быстро пошли по пыльной немощеной улице. Бочо спрятал бутылку за пазухой и снаружи придерживал ее одной рукой, как будто у него под рубашкой голубь.

Над городом стояла огромная луна. Слева от луны застенчиво мерцала одинокая звезда. Из окон, с балкона, а нередко и с крыш домов доносились то арии классических опер, то джазовая музыка. В Мухусе входили в моду приемники, и владельцы их, кто от широты души, а кто желая похвастаться, старались так установить свои приемники, чтобы как можно больше людей слушали музыку. Два-три раза, пока они шли через город, из приемников вдруг вырывался голос Гитлера, грозно проклинающий и Чика, и Бочо, и все человечество. Так казалось.

— Стой! Стой! Опять! — шептал Чик, заслышав голос Гитлера.

Чик знал, что подлый голос Гитлера как бы запрещено слушать, и в то же время знал, что считается как бы молодечеством послушать этот голос две-три секунды. Включить и выключить — нырнуть и вынырнуть из темного омута. Тоже интересно.

— Чик, когда же будет война с Гитлером? — спросил Бочо.

По голосу его видно было, что он теряет терпение.

— Будет, будет, — успокоил его Чик.

Взрослые говорили, что войны может и не быть. Но Чик, как и большинство ребят, был уверен, что война должна быть и будет. Было как-то обидно и неприятно, что Гитлер живет и живет на свете. А как ты его уничтожишь без войны? На революцию в Германии Чик уже не надеялся. Даже взрослые перестали о ней говорить.

Они вышли к морю, и теперь луна стояла над морем. Было тихо. На Собачьем пляже вода еле-еле плескалась о берег. У пристани стоял теплоход «Абхазия» весь в электричестве, как праздник. Они дошли до устья Беследки, открыли калитку и вошли на территорию лодочного причала.

Вода реки была мутно-желтая. Видно, в горах прошел ливень. Обычно она была спокойная, но сейчас казалась грозной и опасной. Они пошли вдоль реки и дошли до мостков лодочного причала. Привязанные цепями и веревками, лодки стояли у причалов. В лунном свете они казались странно пустыми.

— Это ты, Бочо? — вдруг раздался хриплый голос. Чик обернулся. В глубине причала темнел навес, где громоздились перевернутые лодки.

— Да, дядя Юра, — сказал Бочо.

Пожилой небритый человек в тельняшке заковылял из-под навеса, издали свирепо всматриваясь в Чика. Чик заволновался. Ему хотелось, чтобы Бочо поскорее вытащил бутылку, но Бочо ее не вытаскивал. Скрипнув деревяшкой протеза, человек ступил на мостки причала и приближался, свирепо всматриваясь в Чика.

— А это кто? — кивнул он на Чика.

— Это Чик, мой товарищ, — сказал Бочо и наконец вытащил бутылку из-за пазухи. — Он достал.

Сторож взял протянутую бутылку, небрежно выдернул пробку и хищно запрокинул ее над головой. Отсосав несколько глотков, он со шлепнувшим звуком оторвал бутылку ото рта.

— Вот это, я понимаю, вино! — сказал он и потеплевшими глазами взглянул на Чика. — Гудаутское?

— Да, — кивнул Чик со скромной гордостью, Бочо тоже явно взбодрился и, подойдя к краю причала, спрыгнул в одну из лодок.

— Оставь «Диану», — прохрипел сторож.

— Почему? — обернулся Бочо. — Мы же на ней вчера ходили?

— Перелезай на «Оленя», — кивнул сторож, — у него ход легче.

Чик почувствовал, что это прибавка за хорошее вино. Сторож уковылял с бутылкой в темноту навеса и вышел оттуда с веслами. Бочо перелез на «Оленя». Скрипнув протезом, сторож наклонился над краем причала и передал весла Бочо.

Тот быстро и умело вдел их в уключины. Сторож ухватился за веревку и притянул лодку.

— Прыгай! — сказал он Чику.

Чик спрыгнул на переднюю банку и хотел пройти на корму, но сторож его остановил.

— Сиди там, — прохрипел он, — будешь следить, чтобы не напороться на корягу или бревно. Если попадется хорошая доска, тащите в лодку.