Детство и юность Катрин Шаррон

Женщина досадливо нахмурилась, потянула мужа за рукав, и они ушли, отвесив адвокату почтительный поклон. Мэтр де Ломени направился к беседке для оркестра, стоявшей посреди площади. Немного погодя из другого дома вышел еще один человек и присоединился к мэтру де Ломени. Наверно, это были те самые богачи, о которых жители предместий говорили с оттенком почтительной зависти: «Господа с Верха», потому что Городская площадь господствовала над Ла Ноайлью и ее пригородами.

Дойдя до середины площади, Катрин остановилась; то, что она увидела перед собой сквозь завесу листвы, разом заставило отбросить все сомнения и опасения. Красивый сад с расчищенными, усыпанными песком аллеями отделяла от улицы чугунная решетка с золочеными остриями; ворота были распахнуты настежь. Катрин подошла ближе. В глубине сада, за куртинами ярких цветов, возвышалось стройное здание, показавшееся ей дворцом. Причудливые кариатиды поддерживали легкий балкон. Крышу здания венчала круглая башенка с часами.

«Ну и глупая же я, — подумала Катрин. — Вот он — самый большой, самый красивый дом Ла Ноайли». Она заглянула в ворота, там никого не было, и тогда она медленно двинулась вперед по желтому песку аллеи. Не успела она сделать и несколько шагов, как услышала скрип гравия под колесами. Катрин бросилась в сторону, в кусты, а мимо нее промчалась нарядная коляска с черно-красными колесами. Кучер в белых перчатках, голубой ливрее и кожаной высокой шляпе держал туго натянутые вожжи. На бледно-розовых подушках сиденья томно полулежала белокурая дама в черном шелковом платье. Нет, это была не Эмильенна! Катрин приложила руки к груди — так сильно забилось ее сердце.

Подождав немного и не заметив ничего подозрительного, она выбралась из своего убежища и пошла дальше.

Аллея, описав широкий круг и обогнув цветочные клумбы, привела ее к парадному крыльцу. Из приотворенного окна неслись легкие звуки музыки. «Это она играет», — подумала Катрин. Проворно поднявшись по широким ступеням, девочка толкнула тяжелую застекленную дверь и вошла в просторную полутемную прихожую с тремя пологими лестницами, уходившими вверх. Раздумывая, какую из них выбрать, Катрин вдруг услышала чей-то грубый голос. Она в страхе огляделась, но никого не увидела. На мгновение Катрин замерла на месте и уже собиралась было пуститься наутек, как вдруг из темноты под лестницей появился какой-то высокий, грузный человек, лысый и бородатый, и направился прямо к ней. Боже милосердный, какой страшный отец был у Эмильенны! Как объяснить этому великану, что Катрин пришла спасти от беды его дочь? Великан между тем подошел к ней, и Катрин с ужасом заметила, что у него нет правой руки, а вместо нее из пустого рукава торчит железный крючок. Человек проследил за испуганным взглядом девочки, смутился и пробормотал скороговоркой, глотая слова:

— Не бойся… это протез. — Он поднял свою искалеченную руку. — Память о семидесятом годе.

Затем вздохнул, помолчал и, ткнув здоровой рукой в колодку разноцветных орденских ленточек на своей могучей груди, добавил:

— И это тоже…

Тут великан широко улыбнулся, и весь страх у Катрин сразу исчез.

— Зачем ты пожаловала в супрефектуру? — спросил старик.

— В супрефектуру?

— Ну да, в супрефектуру, — подтвердил великан.

— Я думала… — начала Катрин.

— Что ты думала?

Не ответив, она бросилась к полурастворенной двери, выскочила наружу и помчалась во весь дух, словно за ней гнались волки. Она миновала сад, выбежала за ворота и остановилась перевести дыхание только тогда, когда укрылась позади беседки для оркестра.

Итак, самый большой, самый красивый дом Ла Ноайли был не домом Эмильенны Дезарриж, а супрефектурой — так ей сказал человек с крючком.

Как непонятен этот городской мир! Здесь, в Ла Ноайли, Катрин со всех сторон окружают загадки: они и притягивают, и отталкивают, увлекают и ранят.

К чему эти убогие трущобы предместий? Для чего пышное здание супрефектуры, венчающее вереницу богатых особняков на Городской площади? Почему существует на свете красавица Эмильенна, а рядом — толпа оборванных, озлобленных нуждой и голодом детей? Почему нужда и голод? Почему у рабочих фарфоровой фабрики трясутся руки?

Погруженная в свои мысли, Катрин не заметила, как добрела до дому.

Франсуа дремал на стуле у окна; Клотильда ползала на четвереньках под столом.

— Оставляешь нас одних на весь день, — угрюмо проворчал Франсуа. Подохнем тут когда-нибудь оба — Клотильда и я, — и никто не услышит!

Канцелярия правительственного чиновника, управляющего округом.

Катрин низко опустила голову. Она попыталась вытащить сестренку из-под стола, но Клотильда стала отбиваться, захныкала, а когда Катрин хотела поднять ее, сделалась вдруг ужасно тяжелой. Так и пришлось оставить ее на полу.