Детство и общество

Щедрость в более поздний период жизни ребенка сиу подкреплялась не запрещением, а примером отношения старших (прежде всего, родителей и родственников) к собственности вообще и к детской собственности в частности. Родители индейского ребенка были готовы в любую минуту расстаться с утварью и другими сокровищами, стоило гостю восхититься чем-то, хотя, конечно, существовали обычаи, сдерживающие выражение восторга у гостей. Так, было дурным тоном обращать внимание на вещи и предметы, составляющие необходимый для жизни минимум. Однако ожидание, что взрослый должен был и хотел бы избавиться от излишка собственности, служило причиной неподдельного страха в те давние времена, когда «даритель-индеец» предлагал белому другу не то, в чем этот друг нуждался, а то без чего индеец мог обойтись, и предлагал лишь с той целью, чтобы унести с собой то, без чего, по его мнению, белый человек мог обойтись. Правда, все это касалось только собственности взрослых. Родитель-индеец с притязаниями на доброту и честность не прикоснулся бы к имуществу ребенка, поскольку ценность собственности — в праве владельца освободиться от нее, когда он испытывал побуждение это сделать, то есть когда это увеличивало престиж его самого и того лица, которому он мог решить отдать свое имущество. Поэтому собственность ребенка оставалась неприкосновенной до тех пор, пока он не обретал свободу волеизъявления, достаточную для принятия решения о раздаче имущества.

В. Удерживание и отпускание

Щедрость (и в наших интересах указать на это) прививалась детям не путем называния скаредности дурным качеством, а «денег» — грязными, но посредством подчеркивания добродетельности дарения. Сама по себе собственность, за исключением вышеупомянутого минимума охотничьего снаряжения и домашней утвари, не обладала никакой ценностью. Торговцам не надоедает повторять истории о родителях-индейцах, которые приходят в город, чтобы купить уже давно нужные им припасы на заранее отложенные для этого деньги, но с довольной улыбкой оплачивают каждый каприз своих детей, включая их тягу к развинчиванию на части новых технических безделушек, и в итоге возвращаются домой без припасов.

В главе о прегенитальности много говорилось о клиническом впечатлении, согласно которому существует внутренняя связь между склонностью держаться за собственность (или раздавать ее даром) и возможностью ребенка распоряжаться экскрементами как собственностью своего тела.

Кажется, и в самом деле ребенку племени сиу предоставлена возможность самостоятельно достигать постепенного соответствия с любыми существовавшими правилами скромности и опрятности. Хотя лавочник и жаловался, что даже пятилетки никак не контролировали свои экскреторные нужды, находясь в магазине с совершающими покупки родителями, учителя утверждают: как только самый маленький индейский ребенок узнает, чего от него ждут, и, самое главное, увидит, как это делают старшие дети, чрезвычайно редко случается, чтобы он испачкал или обмочил штанишки в обычной школе. Жалобы на то, что индейские дети, подобно детям других культур, мочатся в постели в школах-интернатах — это другой вопрос. По некоторым соображениям энурез, по-видимому, относится к «нормальным» симптомам живущего в общежитии и тоскующего по дому ребенка. Следовательно, можно сказать, что эти дети, которым отнюдь не неведомы какие-то формы контроля, в состоянии приспособиться к двум нормам без компульсивных тенденций к ретенции или элиминации. Кишечник начинает регулироваться вследствие примера, подаваемого другими детьми, а не в результате мер, отражающих превратности взаимоотношений родителей и ребенка. Маленького ребенка, как только он овладевает ходьбой, старшие дети за руку отводят к месту, предназначенному по обычаю для испражнений. Вероятно, именно в таком контексте маленький ребенок впервые учится следовать принуждению к подражанию и руководствоваться избеганием «позора», которые столь характерны для первобытной морали. Ибо эти на вид «безнравственные дикари» часто робко интересуются сплетней, указывающей на то, что они не сделали чего-то надлежащего или сделали это не надлежащим образом. Ребенок сиу несомненно начинает сознавать переключение длины волны дидактической сплетни раньше, чем способен полностью разобраться в ее содержании, пока постепенно, но неумолимо эта сплетня не захватывает и его самого. Тогда она подстрекает автономную гордость и побуждает его стремиться быть тем, на кого смотрят с одобрением; заставляет его смертельно бояться разоблачения и изоляции; и отводит всякий бунт, который тем самым мог бы быть вызван в нем, позволяя самому участвовать в распространении сплетен о других.