Детство и общество

В низовьях Кламата есть несколько поселений индейцев юрок, а самое крупное из них представляет собой и самое позднее (со времен золотой лихорадки) объединение ряда очень старых поселений. До него, расположенного на солнечном, расчищенном от леса участке, можно добраться только на моторной лодке с побережья или по темным опасным тропам. Взяв на себя задачу провести здесь несколько недель с целью собрать и проверить сведения о детстве юрок, я сразу же натолкнулся на «могущий оказать сопротивление и подозрительный характер», который присущ, по-видимому, индейцам юрок как группе. По счастливой случайности я уже сошелся и работал с несколькими индейцами этого племени, живущими в дельте Кламата; да и Крёбер подготовил меня к встрече с такими чертами характера юрок, как скупость, подозрительность и раздражительность. Поэтому мне удалось удержаться от выражения претензий к их поведению, или, что действительно важно, не дать себя обескуражить. Итак, я поселился в заброшенном лагере у реки в надежде разузнать, в чем собственно заключалась помеха нашему сближению. Оказалось, что на побережье океана я останавливался и питался у смертельных врагов одной влиятельной семьи, живущей выше по реке. Их длительная вражда восходила к восьмидесятым годам прошлого века. Кроме того, эта изолированная община, по-видимому, не могла поверить в мои научные цели. Жители деревни подозревали во мне агента, приехавшего для проведения расследования по таким делам, как споры о земельной собственности, вызванные обсуждением Акта Говарда-Уилера. Согласно старинным картам, существующим только в памяти народа, земля юрок — это составная картинка-головоломка из общинных земель, земель с общим владением и частной земельной собственности. Сопротивление Акту Говарда-Уилера, запрещавшему индейцам продавать их земли «неиндейцам», приняло форму споров о том, на что каждый отдельный индеец племени юрок мог претендовать и что он мог продать, если этот Акт будет отменен. Вероятно, в связи с этим жители деревни приписывали мне в качестве одной из моих секретных миссий намерение обманным путем установить права земельной собственности членов общины, что не удалось сделать государственным чиновникам. Вдобавок, смертельная болезнь молодого шекера [Шекер — член американской религиозной секты шекеров, относящейся к протестантскому течению пятидесятников, возникшему в начале XX века в США. —

Прим. пер.

] и визит верховного шекера с севера обострили религиозные проблемы. Шумные моления и танцы наполнили ночной воздух. Против шекеризма в то же время выступал не только государственный врач, осматривавший меня в низовьях реки, плюс те немногие, оставшиеся в живых после испытания на себе древнего искусства юрокской медицины, но и недавно прибывший в общину мессионер. Он принадлежал к адвентистам седьмого дня и был тем единственным, помимо меня, белым в этой общине, кто любезно раскланиваясь со мной, хотя и не скрывая неодобрения к сигарете в моей руке, дополнительно компрометировал меня в глазах туземцев. Потребовался не один день одинокого ожидания, прежде чем я смог обсудить с некоторыми индейцами их подозрения и найти информантов, которые дали дополнительные сведения, проясняющие общие черты традиционного детства юрок. Но как только конкретный индеец узнает, что вы — друг, он утрачивает свою основанную на давней традиции подозрительность и становится информантом, держащимся, впрочем, с большим достоинством.

Я полагаю, неподавляемое и откровенно циничное отношение большинства индейцев юрок к белому человеку следует отнести за счет гораздо меньшей внутренней дистанции между юрок и белыми, чем между белыми и сиу. В центростремительных основах жизни юрок было много такого, что не требовало переучивания с приходом белых. Индейцы племени юрок жили в прочных каркасных деревянных домах, наполовину врытых в землю. Каркасные дома теперешних жителей деревни ставятся рядом с ямами, которые некогда вмещали подземную часть жилищ предков. В отличие от индейца сиу, который внезапно утратил фокус своей экономической и духовной жизни с исчезновением бизонов, юрок до сих пор видит и ловит лосося, ест его и говорит с ним. Когда в наши дни мужчина племени юрок сплавляет лес по реке, а женщина выращивает овощи, их занятия не далеки от первоначальных: изготовления выдолбленных из бревен лодок (бывшего экспортного промысла), собирания желудей и выращивания табака. Главное же, юрок всю свою жизнь имел дело с собственностью. Он знает, как обговорить дело на языке долларов и центов, причем с глубоким ритуальным убеждением. И ему не нужно отказываться от этой «первобытной» склонности в ориентированном на деньги мире белых. Поэтому его обиды на США находят иное выражение, чем молчаливая, затаенная форма пассивного сопротивления жителя прерий.