Эльза Михайловна дала Ане табель и характеристику. В характеристике была написана национальность – еврейка. Аня уже решила, что в шестнадцать лет попросит написать в паспорте, что она русская. Зачем же тогда сейчас писать, что она еврейка? Почему Эльза Михайловна у нее не спросила? А вдруг в Артеке к ней будут из-за этого хуже относиться? Она решила попросить учительницу изменить национальность в характеристике. Так неловко было говорить об этом! Но Эльза Михайловна, не сказав ни слова, аккуратно стерла старую национальность и вписала новую.
По дороге из Соликамска в вагон подсаживаются счастливцы со всей области, и до Перми они успевают познакомиться. Больше всех Ане понравился Сережка Брагин из Кизела, который их все время смешил. В Перми ребят провожали на поезд родители. Отец высокой угловатой девочки Бэлы, стоя на перроне, давал дочери последние наставления. «Ну, здесь такой контингент, что тебе будет с ними не интересно, – не понижая голоса, говорил он. – Но я уверен, что на месте ты найдешь себе подходящий круг общения». Впервые Аня столкнулась с таким откровенным снобизмом. Бэла вела себя высокомерно, один Сережа, по-видимому, понравился ей своим остроумием, и она время от времени обращалась к нему так, как будто не было общего разговора, перебивая всех. Аня подружилась со своими ровесницами Любой Тереховой из Краснокамска и Кларой Гурвич из Перми.
И вот наконец они в Крыму. Пермскую делегацию направили в лагерь «Кипарисный», примыкающий к Гурзуфу, и распределили по отрядам. Бэла, Клара, Люба, Сережа и Аня попали в первый отряд. Их ведут в медпункт, где девочек отделяют от мальчиков. Девочкам велят раздеться догола, дают команду построиться в ряд, нагнуться вперед и руками развести ягодицы. Вдоль ряда проходит невидимая ими медсестра и берет мазок на анализ. Потом они по очереди подходят на медосмотр к врачу, и их ведут в баню. Здесь опять их выстраивают в ряд и просят нагнуться вперед, опустив головы так, чтобы распущенные волосы свисали вниз. Две женщины идут вдоль ряда, одна из них с ведром, а вторая зачерпывает ковшиком и поливает им головы какой-то жидкостью, пахнущей керосином, для профилактики вшей, после чего всех отправляют мыться. Большинство девочек из своего отряда Аня впервые увидела голыми на медосмотре или в бане. Они сразу начинают знакомиться. Дочка дипломата из Узбекистана Таня Семенова выделяется из всех – она жила с родителями в Китае и в Индии и знает пять языков. У нее огромные груди без сосков, похожие на продолговатые узбекские дыни, и редкие светлые волосы. Когда все помылись, им выдали форму, парадную и рабочую. Парадная – белые рубашки с коротким рукавом, юбки для девочек и шорты для мальчиков цвета морской волны. А рабочая одинаковая для всех: бурые от стирки штаны за колено и такие же куртки. И, конечно, всегда красный галстук. В школе у них были ребята с изжеванными концами галстуков. Наверно, артековцы галстуки не жуют.
«Кипарисный» самый старый из четырех лагерей, и в нем нет таких современных корпусов, как в «Морском», где селят иностранцев, когда они приезжают в Артек на июль и август. Зато первый отряд будет жить прямо на берегу, в двух павильонах, похожих на большие незастекленные террасы, которые смотрят на море. Анина кровать находится между Любиной и Клариной. На костре знакомства ребята рассказывали, откуда они, а кто хотел, мог что-нибудь исполнить. Девочка Аля из Йошкар-Олы прочитала длинное стихотворение собственного сочинения. Отведя руки назад наподобие опущенных крыльев, она громко, с металлом в голосе чеканила: «Хочу, чтоб дальние планеты понятней стали нам и ближе, и чтоб ту-ман-ность Ан-дро-ме-ды существовала только в книжках!», чем сразу покорила сердца двух серьезных мальчиков.
Началась артековская жизнь, и с каждым днем Ане здесь нравилось все больше и больше. Они готовились к походу с ночевкой в палатках на самую высокую вершину Крыма, к фестивалю «Артековская музыкальная весна», к малой спортивной олимпиаде, к конкурсу на лучшую отрядную песню, и их возили на экскурсии по всему Крыму. Ялта, Алупка, Алушта, Ботанический сад, Севастополь с его диорамой, панорамой, Графской пристанью – живой музей русской и советской истории, о котором писала Ольга Берггольц, романтический южный белый город —
…где такое трепетное море
кропотливо трудится, ворча,
где орлы и планеры летают,
где любому камешку – сиять,
где ничто-ничто не исчезает
и не возвращается опять.