Старики ветераны оживились и подбадривали молодых. Всем надоело отступать, все жадно ожидали генерального сражения. Два дня шла перестрелка. Ночью, облокотившись на одну из своих пушек, я стоял и не мог заснуть. Грустно мне было слышать, что невдалеке от нас ликовали французы. Особенно тоскливо стало, когда мы услыхали, что Багратион ранен. После ранения Багратиона Дохтуров получил приказ принять на себя командование левым флангом. Обращаясь к войскам, он воскликнул:
«За нами Москва! Умрем все, но ни шагу назад!»
Мы встретили французов картечью, давая по сто выстрелов в минуту. Раненые и убитые падали на землю, через них перескакивали идущие в бой. На моих глазах упал мой командир. Он был контужен, но нам показалось, что он убит. Батарея осталась без командира…
Волнение Афанасия Алексеевича передалось его слушателям, когда он перешел к рассказу о совершенном им подвиге.
— Тогда, — продолжал Афанасий Алексеевич, — я взял командование. Я заметил движение кирасир, выехал вперед, ближе к передовой линии, и мы стали ждать приближения неприятеля. Французы тем временем стреляли не умолкая, и подо мной была убита моя горская лошадь…
Арсеньева в этом месте не выдержала и, заливаясь слезами, пробормотала:
— Как же ты сам-то, Фанюшка, остался жив!..
Быстро поцеловав руку сестры, Афанасий Алексеевич продолжал свой рассказ:
— Я тотчас же пересел на другого коня, но со своей позиции не уходил. По счастью, к нам скоро подоспела помощь. Ударили в штыки. Неприятель был опрокинут, центральная батарея перешла в наши руки, французский генерал взят нами в плен… Да, дорого заплатили французы за овладение этой батареей! Полегли их лучшие генералы, целая дивизия была истреблена…
Арсеньева вспомнила, как один из артиллеристов — друг Афанасия Алексеевича — говорил, что его доблестное бесстрашие, истинное хладнокровие и распорядительность в самый разгар боя навсегда останутся памятными его сослуживцам.
Глава X
Миша постоянно жаловался на одиночество, поэтому в Тарханах годами жили братья Пожогины-Отрашкевичи. Младшего, Колю, иногда увозили домой, а старший, Миша, жил почти безвыездно. Коля Давыдов гостил месяцами. Теперь решено было взять двух братьев Максутовых и двух Юрьевых. Все мальчики были сверстниками Мишеньки, и всем надо было давать образование.
Для классных занятий отвели небольшую отдельную комнату внизу: как войдешь в коридор из передней, первая комната направо. Комната была невелика. Казалось даже, что в ней не усядутся все ученики, если их наберется много. Но даже когда приехали братья Максутовы, то все разместились.
Маленькие князья Максутовы, Сережа и Саша, жили со своими родителями неподалеку от города Нижнего Ломова.
Семья была большая и не очень богатая. Домашнее образование стоило дорого, поэтому, когда Максутовы узнали, что Арсеньева для своего внука собирается выписывать учителей, они просили принять и их мальчиков в Тарханы.
Максутовы приехали со своим дядькой, обрусевшим татарином, который воспитывал их с детства. По субботам, после уроков, за Максутовыми приезжал рыдван, и они уезжали до понедельника, а всю неделю добросовестно занимались. Мальчики были очень дружны между собой.
Сережа и Саша учили уроки с неграмотным дядькой: он требовал, чтобы дети показывали, сделали ли они письменные уроки. Затем дядька проверял уроки устные. Неграмотный старик держал перед глазами наудачу открытую страницу; когда ученик говорил гладко, значит, он знал урок, а если запинался, то требовалось повторять его до тех пор, пока мальчик не выучит. Дядьку своего мальчики не только любили, но и слушались.
Родители их постоянно приглашали Арсеньеву съездить к ним погостить. От них верстах в пятидесяти был известный в Пензенской губернии Нижне-Ломовский мужской монастырь, куда по праздникам съезжалось много народу, и поездка туда была развлечением.
Поселок вокруг монастыря разрастался в город, но крестьяне так и остались жить в убогих хижинах.
Каждый год там собиралась ярмарка. Сюда съезжались купцы из Москвы, Тамбова, Пензы, Шуи, Арзамаса и других городов. Товаров продавали множество: сукно, ситец, шелк, пушнина, разные глиняные изделия и французский фарфор, лимоны и лучший мед, шампанское и дрожжи — все можно было купить здесь. Многие посещали монастырь, а «чудотворную» икону носили по селам. Икона эта побывала и в Чембаре, и в Тарханах, где духовенство останавливалось у Арсеньевой, а икона ставилась в домовую церковь.
В Нижнем Ломове бабушка с внуком были несколько раз, но особенно запомнилась одна поездка.