Детство Лермонтова

Все Столыпины вышли приветствовать Сперанского и провели его в зал, сияющий огнями. Вскоре Михаил Михайлович спросил:

— А где же мой маленький тезка, из-за которого загорелся весь сыр-бор?

Все спохватились — где же дети? Никто и не думал, что Сперанский захочет увидеть Мишеньку.

Но дети были в полном порядке: нарядные, причесанные, умытые, они сидели в маленькой чайной комнате и ели клубнику с молоком.

Арсеньева торжественно повела своего гостя к детям, а Сперанский так вежливо поддержал ее под руку, что со стороны нельзя было сразу догадаться, кто кого привел; за ними следовали Григорий Данилович с супругой и Афанасий Алексеевич.

Арсеньева, роняя слезы, доверительно говорила своему спутнику:

— Что делать? Я имею к этому ребенку пристрастную любовь. Ведь это сын моей дочери. Я счастлива, что я могу вам показать моего маленького ангела!

Когда они вошли в распахнутые перед ними двери, Арсеньева обратилась к внуку:

— Мишенька, поздоровайся с Михаил Михайловичем!

Мальчик нехотя слез со стула, кивнул головой, сумрачно и недоверчиво поглядел в хитрые, умно прищуренные глаза Сперанского и поздоровался. Сперанский его приласкал, потом обратился к Анете:

— А эта чья красавица?

Анета тотчас же легко встала, жеманно присела, ущипнув пальчиками свою пышную юбку с обеих сторон. Обе бонны, церемонно раскланявшись, просияли, довольные результатом своих наставлений.

Взрослые удалились в сторону. Арсеньева, усевшись рядом со Сперанским, тотчас же провозгласила здравицу Михаилу Михайловичу. Все присутствующие ее горячо поддержали. Потом в течение долгой трапезы беседа шла только на одну тему. Сперанский внимательно и подробно расспрашивал у всех присутствующих детали этого тонкого и необычного дела. После трапезы перешли из столовой в маленькую зеленую гостиную. Михаил Михайлович попросил бумаги и чернил и предложил Арсеньевой продиктовать ему текст завещания. Елизавета Алексеевна диктовала, Столыпины ее поправляли, Сперанский подсказывал отдельные фразы и переделывал некоторые места.

Наконец он вручил исписанный лист Арсеньевой и простился, говоря, что этот документ надо закрепить законным порядком, но что он надеется как-нибудь обойти закон. Затем он предложил Арсеньевой вызвать зятя, предварительно побеседовать с ним так, чтобы тот понял, что Арсеньева ребенка ему не отдаст.

Миша заметил, что после первого же посещения Сперанского бабушка приободрилась. Она не то чтобы повеселела, нет, — к сожалению, бабушка никогда не бывала веселой, она никогда не смеялась, только улыбалась иногда, желая показать, что она довольна обществом своего собеседника.

Прежде всего надо было довести до сведения Юрия Петровича истинное положение дел, поставить его в известность, каково состояние сына его, естественным опекуном которого он является.

Для этого Арсеньева получила необходимый ей документ.

В мае 1817 года она перевела на имя внука ту часть крестьян, которые считались принадлежащими Марии Михайловне. Вместо богатого приданого Мария Михайловна имела только шестнадцать душ крестьян без земли, а богатое поместье, которое она со временем могла получить от своей матери Арсеньевой, оказывается, было полной собственностью Арсеньевой, и она вольна была дарить его кому ей вздумается.

Документ этот Арсеньева довела до сведения Юрия Петровича. Он тут же ответил, что не в деньгах счастье, и заявил, что отказывается от имения, а сына желает взять к себе и его воспитывать.

Свидание было бурным и тяжелым, но Арсеньева не сдавалась. Она сначала доказывала, что Юрий Петрович не только ничего не выиграет, когда возьмет к себе сына, но будет причиной ее смерти, тем более что здоровье ее уже подорвано.

Что проку ей жить одинокой? Но Юрий Петрович не соглашался.

Наконец Арсеньева пригрозила лишить своего внука наследства, ежели его возьмет к себе отец.

17 июня 1817 года пензенский предводитель дворянства, муж сестры Арсеньевой, Натальи Алексеевны, и пензенский губернатор Михаил Михайлович Сперанский «руку приложили» под завещанием Елизаветы Алексеевны Арсеньевой, которое было составлено три дня назад. Этим завещанием Арсеньева решительно разлучала отца с сыном до его совершеннолетия.

Завещание оканчивалось такими словами:

«…Если же отец внука моего истребовает, чем, не скрывая чувств моих, нанесет мне величайшее оскорбление, то я, Арсеньева, все ныне завещанное мною движимое и недвижимое имение предоставляю по смерти моей уже не ему, внуку моему, Михайле Юрьевичу Лермантову, но в род Столыпиных, и тем самым отдаляю означенного внука моего от всякого участия в остающемся после смерти моей имении».