Детство Лермонтова

Андрей поднес мальчика к холсту, который стоял на мольберте, и, не сдержавшись, воскликнул:

— Ух ты, как схож!

Лукерья подтвердила:

— Совсем как живой!

Христина Осиповна с удивлением повторяла:

— Выражение лица слишком взрослое. Ребенок на картине хочет сказать: «Я уже многое знаю. Хочешь, расскажу?»

Миша долго вглядывался, внимательно и молча изучал свое изображение, хмурился, улыбался, прищуривался и, внезапно очнувшись, спросил:

— Это я?

И, получив утвердительный ответ, потянулся к художнику, крепко его обнял, расцеловал и погладил по щеке. Потом он достал из-под диванной подушки маленького деревянного коня и подарил ему. Подумав, взял со стола серебряный стаканчик, в котором лежали мелки, и тоже хотел отдать, но смущенный художник отнекивался и не хотел брать:

— Покорнейше благодарю вас, Михаил Юрьевич, большое спасибо вам, низкий поклон! Проняли вы меня вашей лаской, и этого я вовек не забуду и подарок ваш сохраню. И поверьте мне, что я постараюсь для вас другого коня из дубового полена вырезать. А стаканчик я не возьму: он дорогой. Барыня рассердится, не дай бог!

Но Миша настаивал:

— Возьми стаканчик, возьми! Ты свои кисточки туда будешь ставить.

— Возьми, Петруша, возьми! — послышался ласковый бас Арсеньевой, вошедшей в комнату.

Она одобрила оконченный портрет и наградила художника несколькими ассигнациями.

Все вышли из гостиной. Только Лукерья сидела в углу с игрушками и дремала — она была очень слаба после болезни. Миша подполз к трюмо, встал, держась за ручку кресла, и увидел, как ему показалось, второй свой портрет: ребенок в белом платьице глядел на него темными внимательными глазами, но глаза эти двигались, на портрете же они замерли. Убедившись, что в комнате нет никого, кроме дремлющей Лукерьи, Миша долго стоял перед зеркалом.

— Подь сюда, Мишенька, — раздался сонный голос няни, — я тебе чурочки построила!

Мальчик поглядел на Лукерью и сказал поощрительно:

— А ты спи, мамушка, я сейчас.

И он опять повернулся к трюмо, сел, посмотрел на свое отражение и погрозил себе пальцем.

— Сидень! — прошептал Миша вздыхая. — Сидень… Да еще одели, как девочку.

И он стал рассматривать себя, то улыбаясь, то сдвигая брови, шевелил руками и качал головой, следя за своими движениями. Ребенка сердило, что он, как девочка, одет в платье, — он, который решил твердо: когда вырастет, то станет богатырем. Возмущенный до глубины души, мальчик подполз к коробке с рукодельными принадлежностями, которую оставила бабушка, открыл ее, нашел ножницы и стал резать на себе платье и рвать его, особенно решительно расправляясь с кружевами, украшавшими его шею. Вдруг в комнату вошла Христина Осиповна и застала его за этим занятием.

Лукерья очнулась и помертвела от страха. Обе женщины с восклицаниями бросились отнимать у мальчика ножницы. Андрей ходил обедать; когда он вернулся и увидел эту сцену, то обомлел. Со страхом пошли доложить Арсеньевой, что Мишенька изрезал на себе платьице, не желая походить на девочку. Но Арсеньева засмеялась так, как давно не смеялась, и, к великой радости внука, вызвала тотчас же портного и велела сшить мальчику шаровары и рубашечки с пояском на каждый день и бархатный костюм для торжественных случаев.

За отсутствием других впечатлений об этом приключении долго вспоминали.

Зимой оба болели — бабушка едва передвигала ноги, а мальчик страдал от золотухи, которая временами покрывала его темными струпьями, так что рубашка прилипала к телу. Мишеньке шел четвертый год, а он еще ползал по полу и не ходил самостоятельно. На улицу его выносил на руках все тот же дядька Андрей Соколов.

Доктора перепробовали все средства лечения, но не сумели помочь болящим. Наконец они отступились и стали говорить, что хорошо помогают кавказские серные воды. Арсеньева решила съездить с внуком летом на Кавказ, куда сестра ее, генеральша Хастатова, давно приглашала погостить. Кстати, и братец Александр Алексеевич сообщил, что собирается полечиться летом серными водами. Арсеньева просила брата, чтобы он заехал за ней, а то одной ехать боязно. На это письмо пришел ответ, что Александр Алексеевич просит дождаться теплой погоды.

В ожидании путешествия на Кавказ лечились домашними средствами и мучились. Миша засыпал с большим трудом и перед сном постоянно просил ему что-нибудь рассказать. Но рассказы Христины Осиповны, благонравные и назидательные, ему не нравились. То она рассказывала, как в детстве копила деньги и как потеряла их от волнения, когда шла в магазин; то как ее одели в парадное платье с клетчатым поясом, чтобы везти в гости, а она побежала по двору и упала в лужу, выпачкалась, и родители в наказание оставили ее дома, чтобы она выстирала себе платье; то вспоминала назидательную сказку о том, как одна маленькая девочка не любила мыть руки и за это портной отрезал ей пальцы.