Детство Лёвы

— Я заплатил за Колупаева, — ещё тише говорил я, — ему забыли дать деньги.

— Так! — ещё громче кивала мама. — Забыли. Очень хорошо. Что дальше?

— Мы ехали на трамвае.

— Так!

— Мы пили воду!

— Так! Сколько всего получается?

Я долго считал.

— Сорок четыре копейки…

— А у тебя?

Я опять разжимал ладонь…

— Марина, ну перестань, — ласково говорил папа, медленно забрасывая в рот кусочек яичницы. — Всё нормально. Я ему дал рубль. Пусть учится тратить сам. Пусть учится планировать свою жизнь.

— Вот именно! — вспыхивала мама. — Пусть учится, а не только тратит! На! — она добавляла мне на хлеб копеек десять-пятнадцать, я с облегчением летел в булочную и покупал белый, чёрный и рижский, если был (как правило, не было)… Воскресные деньги кончались. Я с облегчением вздыхал, ощупывая в кармане какой-нибудь последний пятак.

Да, деньги уносились как ветер, как дым. Но это был сладкий дым и волшебный ветер.

Если же деньги у меня оставались — я страдал. Я не знал, куда их деть, где их спрятать. Перекладывал с места на место. Я боялся, что они провалятся в какую-нибудь карманную дырку и упадут навсегда за подкладку, поэтому лихорадочно и часто щупал край своей куртки.

Отец подарил мне свой старый маленький кошелёк, куда влезал только рубль, сложенный вдвое, но — я решительно отказывался носить его с собой. Наконец, раз уж деньги всё равно лежали на видном месте, я затевал с ними игру в «футбол» или в «рыцарей» на трельяже, на чёрном стекле — и в результате мама находила разбросанные монеты на полу, что приводило её уже в совершеннейшую ярость.

— Я когда в институте училась, иногда всю неделю одну картошку ела! — угрожающе говорила она. — А ты деньги по полу разбрасываешь? Негодяй!

И захлопывала за собой дверь на кухню. В следующее воскресенье мне оставляли на столе сорок, тридцать, а то и всего лишь двадцать копеек — это папа уступал маминым требованиям.

Увы, но поделать с собой я ничего не мог. Деньги разлетались в разные стороны, как какие-то вольные птицы, сами по себе.

…Но и отец ничего не мог поделать с этой своей странной привычкой. По воскресеньям — если обстоятельства складывались удачно — я опять находил на кухне вечный отцовский рубль. Бумажный, но чаще — железный. С Лениным.

Все вышесказанное является только предисловием к моему основному рассказу. Сам же рассказ — как это видно из названия — будет о нашем местном кинотеатре «Красная Пресня».

Это было здание грязно-жёлтого цвета с покатой крышей. В маленьком тесном фойе не было практически никаких удовольствий, кроме стакана сладкого лимонада у угрюмой буфетчицы, да и то пил я этот стакан всего один раз на вечернем сеансе, куда почему-то попал вместе с родителями.

По сравнению с вкусно пахнущими горками пирожных и бутербродов в ДК имени Ленина или с набором конфет и леденцов в «Баррикадах», по сравнению с баром, блистающим бутылками шампанского, вина и коньяка, с «живым» оркестром в «России» или «Художественном» (стареющая певица в концертном бархатном платье, джазовые трубы, аккордеон и ударные) — этот наш «местный» кинотеатр мог считаться просто откровенной забегаловкой.

Неуютный, холодный зал с огромными, как в конюшне, дверями, до потолка, причём открывались они прямо на улицу, и через них входили и выходили время от время какие-то странные тёмные личности — этот всегда полутёмный зал со сквозняками тоже ничего хорошего не предвещал.

И тем не менее, мы ОЧЕНЬ любили этот кинотеатр.

…Любили за то, что в нём, как правило, крутили старые третьеразрядные фильмы, затёртые проекционными аппаратами до слёз, до треска, до сплошных бегущих сверху вниз пятен. Но что это были за фильмы!

Только здесь на чудовищной афише художник кинотеатра никогда не считал зазорным нарисовать дикую морду лошади, бандитскую ухмылку из-под шляпы и расплывающийся от дождя кольт в почему-то шестипалой руке.

…Только здесь, в «Красной Пресне», на утренних сеансах могли крутить подряд — друг за другом! — фильмы про индейцев немецкой студии «Дефа» (с культуристом Гойко Митичем) или вдруг какой-нибудь случайно попавший в наш кинопрокат «Стадион Уэмбли»: абсолютно молчаливый, загадочный британский детектив с молчаливыми — опять же — сценами любви, во время которых зал погружался в тихое восторженное шипение, прерывание свистом.

Только здесь мы могли посмотреть то, на что в других местах нас просто не пускали — занудные и страшные японские саги о каратистах (типа «Семь самураев» или «Гений дзю-до»), великую «Золотую пулю» (здесь я смотрел её раза три), да ещё какую-нибудь итальянскую муру с бесконечными поцелуйчиками и раздеваниями. Родись я лет на десять раньше — много ещё хорошего мог бы показать мне этот мрачный, любимый и родной кинотеатр «Красная Пресня», но… Но наступала другая эпоха, и советский ширпотреб, которого становилось всё больше и больше — вытеснял с экрана настоящее старое кино.