Детство Марселя

Правой рукой он пошарил по земле, сгреб несколько камней и швырнул их в открывшуюся щель. Пока я отчаянно выгибался дугой и удерживал скалу ногами, Лили много раз повторял свой маневр и наконец сказал:

— Теперь потихоньку отпускай.

Скала откачнулась, но занять прежнее положение ей мешала кучка насыпанных под нею камней, и теперь она стояла, накренившись вперед.

Мы трижды подкладывали камни, и тяжелая скалистая плита мало-помалу нависла над ложбиной. Мы сделали последнюю передышку. Лили прошептал:

— Разотри хорошенько ноги и дыши во всю мочь. Четыре вдоха!

Я растер икры и сделал четыре вдоха.

— Обопрись хорошенько спиной! На этот раз скала поддастся. Считаю до трех!

Лили тихо сосчитал до трех. Я так сильно напрягся, что все мое тело от пяток до плеч снова выгнулось дугой; верхний конец плиты медленно отклонился, секунду раскачивался и исчез.

Я услышал глухой гул, затем грохот обвала, от которого подо мной задрожала земля… Лили широко раскрыл испуганные глаза, и мы на четвереньках подползли к краю обрыва.

Я плохо рассчитал траекторию полета нашего снаряда, но судьба, которая нередко принимает участие в маленьких мальчиках, исправила мою ошибку.

Наша скала упала на небольшой выступ размытого пласта, и от ската ущелья оторвалась огромная глыба голубоватого известняка, которая рухнула на змею. Страшную голову скрыла груда осыпи, но змея с такой силой хлестала хвостом по можжевельнику и розмарину, что нас обуял ужас. Мы без памяти скатились кубарем вниз, словно зайцы от гончих, и таким манером доскакали до «Новой усадьбы».

Дядя Жюль и отец выходили из дому с ружьями за плечами: они держали путь к высоким соснам на Красной Маковке, куда на ночь слетались вяхири.

Завидев, как мы несемся вскачь, они остановились посреди дороги.

Задыхаясь и для большего эффекта делая паузу после каждого слова, я вкратце рассказал о нашем подвиге и сел в изнеможении на камень.

Лицо дяди Жюля выражало недоверие.

— Ого-го! И она в самом деле такая длинная?

— Как отсюда до той оливы! — ответил Лили, показав на дерево в десяти шагах от нас.

— И толщиной с мою ляжку! — поспешил добавить я.

— Мне кажется, — смеясь, сказал отец, — что вы малость преувеличиваете! В Провансе никто еще не встречал змеи длиннее двух метров.

— Э, нет, простите! — воскликнул Лили. — Про ту самую змею бедняга Петюг рассказывал раз пятьдесят, а все думали, что он врет!

— И потом, — заметил я, — нечего спорить — пойдите посмотрите, она, наверно, уже мертвая!

— Ступайте вперед, — сказал Лили, — а я пойду за веревкой, чтобы ее заарканить.

***

Она действительно была уже мертва. Извиваясь в предсмертных корчах, она все же умудрилась вытащить свою наполовину раздробленную голову из-под осыпи. Змея и впрямь была толщиной почти с печную трубу, и ее узорчатая чешуя отливала зеленью.

Определить с точностью ее размеры было невозможно: она свилась кольцами в чаще кустарников, но и то, что мы видели, казалось чем-то необычайным.

Оба наши охотника признались, что изумлены, и, взяв ружья на изготовку, подошли ближе. Но я в три прыжка обогнал их и схватил чудище за хвост.

— Лили! — сказал я. — Ну-ка попробуй вытащить зайца!

Лили обеими руками ухватился за липкие уши проглоченного русака и вытащил какую-то мохнатую колбасу невероятной длины, которую он бросил в кусты. Затем я взял веревку и завязал петлей вокруг тела змеи.

Я заметил, что отец гордится моей храбростью. Он смотрел на меня с улыбкой, приговаривая:

— Вот чертенята! Кто бы мог подумать…

Но Лили уже вместе со мной дернул за веревку, и страшилище вытянулось за нами во всю свою великолепную длину.

Сопровождаемые дядей и отцом, которые отказались от охоты на вяхирей, мы потащили змею домой.

Ее черное, словно лакированное брюхо легко скользило по склону, и мы спокойно шли в ногу. Но на крутом спуске туша змеи покатилась за нами так стремительно, что мне померещилось, будто она хочет на нас наброситься. Мы с Лили выпустили веревку и отпрыгнули в стороны. Длинная желтая лента промелькнула между нами как стрела. Однако большой камень на дороге замедлил ее скольжение и заставил отклониться; змея перевернулась брюхом кверху и остановилась, налетев на ствол сосны. Охотники громко расхохотались, и мне пришлось хохотать громче всех, потому что у меня мороз по коже пробегал от ужаса.

Наше появление доставило истинное удовольствие Полю. Он исполнил «танец скальпа» вокруг нескончаемо длинного трупа, а Франсуа, который принес нам домой молоко, повторял:

— Бедняга Петюг! Бедняга Петюг! Лили, сбегай за ним, живо! Бедняга Петюг!…

Отец, вооружившись сантиметром, измерил змею; я держал ее за хвост, а дядя Жюль натягивал веревку, чтобы чудище предстало перед нами во всем своем великолепии.

Между тем наши милые дамы, выглядывавшие из окна, пищали, содрогаясь от страха и отвращения, и мама растирала руки, покрывшиеся гусиной кожей.

— Три метра двадцать сантиметров! — объявил отец.

— Можно подумать, что это питон, сбежавший из цирка! — сказал дядя Жюль.