Детство на окраине

— А мне? — робко спросила Соня.

— А тебе побольше гулять, набираться здоровья. Чтобы пришла осенью в класс толстая, румяная — вон как Анюта Данкова!

Елена Петровна улыбнулась, девочки засмеялись, а откормленная Анюта Данкова, которая не любила, когда напоминали о том, что она толстая, сердито покраснела.

Соня слушала Елену Петровну и украдкой прощалась с классом. Она уже привыкла к этим светлым стенам, на которых висели их ученические работы — елка, оставшаяся от Нового года, белые сквозные снежинки, вырезанные их руками и наклеенные на синий лист, красно-желтые узоры из осенних листьев… Прощалась и с глиняной мышкой, которая, притаившись на полочке, держала в лапках колосок; ее слепила Елена Петровна. А дальше на полочке — глиняные, раскрашенные краской грибы, домик с зеленой крышей, глиняный мужичок; это уже делали они сами…

И вот уже нет школы. Простились, ушли — до будущей осени!

Сразу стало много свободного времени — ни школы, ни уроков, — даже как будто и делать нечего и неизвестно, куда девать такой длинный и пустой день.

Правда, у Сони было одно постоянное увлечение — рисовать. Снова начались истории с продолжением, картинки в клетках. Снова, облокотившись на стол в сенях, Лизка и Оля внимательно следили за этими рисованными историями. Вот стоит домик, а в этом домике живут три девочки. В домике темно — окна затушевываются черным, хотя три девочки остаются видны. А темно потому, что эти девочки очень любят сидеть в темноте и рассказывать сказки. Вдруг около домика опустился воздушный шар. Из него вышел принц и спросил у девочек, не хотят ли они полетать. Девочки обрадовались. И вот они все полетели — кто куда хочет. Одной девочке хотелось увидеть море, другой — пустыню, а третьей — царский дворец…

И дальше шел бесконечный ряд разных приключений.

А когда Соня уставала рисовать, бежали во двор. Но только к вечеру можно было поиграть, как раньше. А днем не с кем. Сенька сидел и работал рядом с отцом. Коську тоже стали заставлять пороть старье. Олю мать начала приучать к шитью, учила метать петли. Лук-Зеленый не смел отлучиться из мастерской. Он стал еще бледней, еще чумазей и кашлял, несмотря на теплые дни. Но, хотя по-прежнему не падал духом, и подмигивал, и улыбался, однако в улыбке его появилось что-то больное и печальное. Он походил на молодое растение, которое потихоньку вянет и блекнет без воды и солнца…

Перед тем как отпустить девочек на лето, Елена Петровна собрала их всех к своему столу. На столе у нее лежали пакетики с цветочными семенами. Елена Петровна раскрыла пакетики и каждой девочке дала по семечку — кому резеду, кому астру, кому настурцию… Соне она дала круглое блестящее гладкое зернышко.

— Это лупинус, — сказала она. — Он будет цвести синими цветами. — И написала название на бумажке, в которую завернула семечко.

Елена Петровна раздала семена и велела дома посадить их в горшочки. Соня бережно принесла домой свой лупинус; мама отыскала ей маленький цветочный горшочек и сказала, чтобы Соня нарыла землицы на заднем дворе — там земля хорошая.

И вот теперь стоит у нее на окне горшочек, в котором лежит семечко лупинуса — невиданного цветка синего цвета. Однажды утром Соня увидела, что из земли поднялся маленький зеленый росток. Соня схватила горшочек и побежала показать маме, папе и всем, кто был дома: ее цветок уже растет!

Мама мимоходом взглянула на ее цветок — еще совсем маленький, смотреть нечего. Отец спал в кухне на сундуке — прилег после обеда; Соня не стала его будить. Она вошла к Анне Ивановне:

— Гляди-ка — цветочек! Это лупинус.

— Лупинус? — Анна Ивановна пригляделась к росточку. — Ишь ты! Я эти цветы видела, мы как-то делили по заказу — до страсти красивые.

Анна Ивановна торопливо клеила свои листики. Она разговаривала с Соней, а сама как будто думала о чем-то своем или прислушивалась к негромкому разговору за дверью. Соня услышала голос Кузьминишны в маленькой комнате, открыла дверь:

— Кузьминишна, посмотри-ка…

И осеклась. Кузьминишна сидела пригорюнясь у стола, накрытого клеенкой. А напротив развалился на стуле какой-то чернобородый человек, плотный, плечистый, подстриженный в кружок. Нос у него был большой, с рытвинками, глаза черные. Он будто огнем сверкнул на Соню, когда взглянул на нее. Соня молча попятилась и прикрыла дверь.

— Ой… кто это? — прошептала она с испугом.

— Соня! — тотчас позвала ее мама. — Ты чего там без спросу ходишь? Иди сюда.

Соня медленно вышла в сени, поставила горшочек на окно, подышала на маленький зеленый язычок. А сама все думала: «Кто это такой страшный, чернобородый сидит у Кузьминишны?»

Вернувшись в комнату, она со скуки взялась за куклу. Соня возилась с куклой, а за стеной гудел хрипловатый голос. Сквозь легкий стрекот Раидиной машинки, которая никогда не умолкала в квартире, Соня разобрала отрывистые слова:

— Пойду еще раз… Неужто совести совсем нет? Ведь по миру пустила, подлая! Ах, ррас-поддлая!..

Соня испугалась. Неужели это он Кузьминишну так ругает? Вдруг да и колотить ее сейчас начнет, как Сергей Васильевич Дунечку?!