Детство (Повесть)

Мы с Тургуном не раз и не два обходим весь ряд, останавливаемся у каждой лавки. Неожиданно взгляд Тургуна задерживается на стае собак, сцепившихся на крыше.

— Эх, жалко! — говорит он, подталкивая меня в бок. — Откуда бы нам взобраться на крышу? Вон сколько их там. Выбрали бы и увели какую получше…

— Да ты сдурел?! — сердито возражаю я. — Они же разорвут нас!

Лавки полны религиозными книжками. В каждой обязательно есть коран. Много арабских, персидских книг.

— Дядя, нет ли у вас Мукими? — спрашиваю я, остановившись у одной лавки. — Стихи о любви…

— Хо! — с мягкой улыбкой говорит продавец книг, обходительный и ласковый седой старичок. — Молод ты еще. Мал, сын мой. По Мукими есть.

— Я читаю всякие книги, — поясняю я, — а эта девушкам понадобилась. Они любят читать Мукими. У него есть хорошие стихи, дядя.

Старик хохочет. Потом неторопливо встает, начинает рыться на полках. Долго ищет. Наконец подает мне сборник.

Это небольшая книжка, хорошо оформленная, в красивой обложке. Я бережно беру ее, осторожно перелистываю. Шевеля губами, шепотом читаю про себя.

— Отец, сколько она стоит? — спрашиваю, закрыв книжку.

— Никчемная книжонка… Зачем она тебе? Идем!.. — незаметно подталкивая меня локтем, шепчет Тургун.

Я тоже шепотом сердито объясняю:

— Мукими — замечательный поэт. Ты же неграмотный, не понимаешь. А мать наказывала, чтоб я обязательно нашел эту книгу.

Старик смеется, добродушно щуря глаза:

— Твоя правда, сын мой. Хорошая вещь. С глубоким смыслом. Я встречал Мукими. Приятного нрава, мудрый человек был покойник. В Коканде жил он. Большой поэт. А эта книга — кусочек сердца поэта. Цена ей две теньги, сынок. Бери, это бальзам для девичьего сердца.

«Сестренка как раз дала две теньги, значит, она знает цену», — отметил я про себя. Я осторожно развязал поясной, платок, с поклоном вручил деньги хозяину. А книжку сунул за пазуху.

Выйдя с базара, мы присаживаемся на корточки на берегу канала, черпаем пригоршнями воду и пьем. Потом идем дальше. Я замедляю шаг и начинаю читать про себя, тихонько переворачивая страницу за страницей. А Тургун сердится, кричит:

— Э, если хочешь читать, читай вслух или идем быстрее!

Я смеюсь, не отрывая глаз от книги. Читаю негромко:

Черным-черны и без сурьмы блестят твои глаза,
Любой восторженной душе грозят твои глаза.
Все соловьи поют тебе, хваля твой тонкий стан,
Лишь Мукими один поет сто крат твои глаза!

— Ну как, понял, друг? Эта газель, сладкая, как песня, полна глубокого смысла.

— Мне она тоже понравилась. Только, купив рыбы, мы наелись бы досыта, а от этого стишка какой толк? — машет рукой Тургун.

Я не слушаю его, все мое внимание поглощено книгой.

* * *

Солнце уже не жжет. Все чаще по небу проплывают облака. Начали опадать листья. И птицы уже, стая за стаей, улетают в теплые края.

Меня одолевает забота: нет ичигов, калош. Скоро начнутся холода, неужели, думаю, придется ходить в школу босиком? От отца нет никаких вестей. Я уже и письмо писал. Молчит.

Мать, бедная, идет с жалобой к бабушке.

— Отец твой, — говорит бабушка, — тоже скуп, но, если попросишь, поплачешься, думаю, не откажет в паре ичигов. А вот с калошами — беда. Как-нибудь уж сама добудешь. Не успеешь оглянуться, холода настанут, так что ты уж торопись, позаботься о сыне.

Когда приходит дед, мать исподволь, мягко заговаривает с ним насчет ичигов. Дед хмурится:

— О, доченька, терпи, довольствуйся тем, что есть. Как говорят: у кого есть — по достатку, у кого нет — по возможности. Расходов у меня и без того по самую макушку.

— Отец, милый, к кому же мне и идти со своим горем, как не к вам? Зять ваш скитается где-то в степи. Котелок тем только и кипятим, что тесьмой добуду. Вы обязательно должны сшить ичиги Мусабаю.

Дед не отвечает, задумывается ненадолго. Потом медленно встает, уходит куда-то и немного времени спустя возвращается, улыбающийся, с парой ичигов в руках:

— Вот, мой мальчик, надевай. Добрые ичиги…

— Ну, носи на здоровье, — говорит обрадованная мать, Крепко прижимая к груди ичиги, я бегу домой. Дед смеется мне вслед:

— Обрадовался!..

Наутро от отца неожиданно пришли деньги. Мы сразу же отправились на базар и купили калоши.

* * *

Однажды в полдень перед концом занятий учитель подозвал меня к себе и говорит:

— Ну, идем, сын мой. Ты уже большой стал, с нами вместе будешь читать молитву о вспомоществовании. Есть тут одна больная…

— Что вы?! — Я покраснел, потупился.

Учитель оглядел меня и, видимо, догадался о причине моего смущения.

— М-мм… — проговорил он задумчиво. — Ну что ж, беги тогда приоденься. Было бы чисто, и довольно.

Я стремглав бегу домой.

— Мама, быстро! Где моя чалма?

— Что такое? — не понимая, спрашивает мать…

— Мы молитву, молитву идем читать, о вспомоществовании! — Я торопливо надеваю стеганый ватный халат, новые ичиги с калошами. Срывая с колышка бабушкин кисейный платок, кое-как наматываю его на голову и бегу в школу.