Детство с Гурджиевым. Вспоминая Гурджиева (сборник)

Утро я провёл, вертляво и тревожно, в компании моей благодетельницы, так как она заверила меня, что я не смогу встретиться с Гурджиевым – я сейчас уже не помню, почему – до полудня. В 11 часов она дала мне два адреса: адрес кафе, где он имел привычку пить кофе поздним утром, и другой – его квартиры. Я пошёл сначала на квартиру, но его там не было. Тогда я отправился в кафе, но там его тоже не оказалось. Я очень расстроился и начал думать, что заблудился в Париже (если не в собственном уме), поэтому я позвонил леди, сказал ей, где я и что я не могу найти Гурджиева. Она сделала всё возможное, чтобы успокоить меня и предложила мне вернуться на его квартиру и подождать его там. Я последовал этому совету. В квартиру попасть я не смог, но пожилой консьерж обеспокоился моим отчаянным видом и поведением, принёс в холл кресло и поставил его так, чтобы я сидел лицом ко входу, и попросил успокоиться – Гурджиев, конечно же, скоро придёт.

Мне казалось, что я прождал бесконечно долгое время, вынуждая себя сидеть в кресле и пристально глядеть на вход. Прошло, может быть, немного больше, чем час, когда я услышал звук трости, постукивающей по тротуару. Я вскочил, и Гурджиев – я знал, что это должен был быть он, хотя я и не знал, что он пользуется тростью – вошёл в двери. Он подошёл ко мне без какого-либо намёка на то, что он меня узнал, и я просто назвал своё имя. Секунду он пристально смотрел на меня, потом бросил трость и громко воскликнул: «Сын мой!» Импульс нашей встречи был таким, что мы обняли друг друга, шляпа слетела с его головы, и консьерж, который всё это наблюдал, засмеялся. Я помог Гурджиеву поднять шляпу и трость, он положил руку на моё плечо и повёл меня по ступенькам, говоря: «Не разговаривайте, вы больны».

Когда мы пришли в его квартиру, он провёл меня через длинный холл в тёмную спальню, указал мне на кровать, сказал лечь и добавил: «Это ваша комната, на столько времени, сколько вам нужно». Я лёг в кровать, и он вышел из комнаты, но не закрыл двери. Я чувствовал такое облегчение и волнение от встречи с ним, что начал неконтролируемо плакать, и тогда в моей голове начало стрелять. Я не мог лежать, встал и пошёл на кухню, где увидел Гурджиева сидящим за столом. Он обеспокоился, когда увидел меня, и спросил, что случилось. Я сказал, что мне нужен аспирин или ещё что-нибудь от головной боли, но он кивнул головой, встал и указал на другой стул возле кухонного стола. «Никаких лекарств, – сказал он жёстко. – Я дам вам кофе. Пейте его как можно более горячим». Пока Гурджиев варил кофе, я сел за стол. Потом он подал его мне, пересёк небольшую комнату, встал напротив холодильника и взглянул на меня. Я не мог поднять на него глаз и осознал, что он выглядел невероятно усталым – я никогда не видел, чтобы кто-нибудь был столь изнурён. Я помню, как я склонился над столом, потягивая маленькими глотками свой кофе, когда почувствовал странное возрастание энергии внутри себя. Я пристально взглянул на Гурджиева, автоматически выпрямился, и мне показалось, будто сильный электрический голубой свет исходит от него и входит в меня. Как-то я смог почувствовать, что усталость высосалась из меня, но в тот же момент тело Гурджиева обмякло, его лицо посерело, как будто из него отошла жизнь. Я поражённо смотрел на Гурджиева, и когда он увидел, что я сижу прямо, улыбающийся и полный сил, он быстро сказал: «Вы сейчас в порядке – присмотрите за едой на плите – я должен идти». Было что-то очень срочное в его голосе, я вскочил на ноги, чтобы помочь ему, но он знаком отстранил меня и медленно похромал из комнаты.

Прошло, возможно, минут пятнадцать, пока я помешивал блюда, чувствуя себя сбитым с толку и поражённым, потому что я никогда не чувствовал себя настолько хорошо. Я был убеждён тогда – и убеждён сейчас – что Гурджиев умел передавать энергию от себя другим, я также понял, что ему это дорого далось.

Через несколько минут стало ясно, что Гурджиев также знает, как быстро восстановить свою энергию. Я был не менее поражён, когда он вернулся в кухню. Он выглядел так, словно снова помолодел; улыбающийся, готовый к действиям, лукавый и с хорошим настроением. Гурджиев сказал, что это очень счастливая встреча, и хотя я заставил его сделать почти невозможное усилие, это было – как я мог видеть – очень хорошо для нас обоих. Затем он объявил, что мы будем обедать вместе – одни – и мне нужно будет выпить «настоящую мужскую дозу» прекрасного старого арманьяка.