Детство (СИ)

И чево хохочут-то?!

Перво-наперво закупиться надо всяко-разным. Не то што мне оченно много надо, но показать нужно, што деньги — всё! До копеечки! Иначе так и будут ходить следом, народ тут такой!

Войлока кусок — на нары постелить, да одеяло, штоб укрываться. Ажно серце кольнуло, когда покупал — в балаганчике стока добра осталося! Топор почти новый, шинелишка, одеял два. Небось околоточный притащил, не побрезговал! А мне теперь покупать!

Ткани кусок, штоб как у всех — занавесочка, отгородиться. Портки запасные, да рубаха — заплатанные, само-собой! Подешевше.

— Да купи ты нормальную одежку! — Попытался всучить мне старьевщик новёхонькую ситцевую рубашку. Красную! — Ты же фартовый парень, мало што не деловой, а ходишь, как босяк!

Фотий норовил всучить што подороже, а не то, што нужно, размахивая перед лицом всяко-разным завлекательным добром. Отбрыкиваюся и понимаю, что чут-чуть ишшо, и поддамся. Загуляю!

— Ну тебя! — Выскочив, отдыхиваюсь чутка и к нормальному старьёвщику, а не такому кручёному. А там всё то же самое! Знают, сволота, што деньги есть!

Сплюнув, пробежался по хитровскому рынку.

— Почём? — Тыкаю пальцев в прожженное одеяло, продаваемое явно служанкой.

— Рупь! — Ответ уверенный, прожженная тётка.

— Ну тебя! Краденое небось!

— Сам ты краденый! — Не сбивается та, — А я служанка в семье купца Тряпишникова! Одеяло, вишь, внучок его прожёг слегка, а так чистая шерсть. Английская!

Щупаю и махаю рукой.

— Давай!

Можно и подешевше найти, но ето прям хорошее за такие-то деньги. Не тряпошный вошесборник, а ух! Качество!

— Штанцы-то не нужны? — Робко поинтересовалася тётка, стоящая по соседству, растягивая их передо мной, — хорошие!

Сторговался. Ну и што, што велики? Так не малы же!

Всё што нужно, закупил здесь же, на площади. Оно обычно перекупщикам достаётся, но и обычные хитровцы тоже тово. Пользуются, значица. Да и прочая публика, што победней.

Одеяло, войлока кусок, тряпки холщовые на занавеску, портки и рубаху. Потом не удержался и купил-таки изрядно ношеные сапоги, которые тут же и обул, приспособив в качестве портянок кусок потёртого бархата, што продавал мущщина неподалёку.

Так, в сапогах, и оттащил своё добро в Ярошенковский флигель. Видели бы меня деревенские-то! В сапогах, да с портянками бархатными… а?! Не жисть, а скаска!

Сейчас тока узел с чистым бельём взять, да и в бани. А што ишшо чилавеку нужно? Сытый, чистый, в тепле, да в хорошей компании. Не рай, но ничево так, раёк почти шта!

* * *

— Расплатились, Сашенька! — Захлопотала бабка, засуетившись вокруг внука, пришедшего с тяжкой поклажей, — Куль ржи принесли за твою работу подпаском, расплатилися честь по чести! Да репки и буряка с картохой, уж как-нибудь перебедуем!

— Уф, — Сняв с плеч плетёный короб, распрямился мальчишка, — Честь по чести! Мало чести сироту обирать, его землёй пользуясь! Ничево, старая, перезимуем. Желудей вот набрал, потом ишшо. Не по весне, когда голодно будет, а сразу! Оно если не одни только жёлуди, а с рожью варить, да с грибами, так оно и ничево.

— Ох, грехи наши тяжкие! — Старушка быстро закрестилась, — Отцы наши и матери грибов етих не ели, а здоровы были! Выдумщик ты, Сашенька! Боровики там, лисички, оно и понятно — от века едим. А ети?

— В том годе ишшо с Егоркой ели, — Повёл плечами Чиж, — и ничево, здоровы. И скусно!

— Охо-хо, — Старушка промолчала, только ещё пуще закрестилася. Она радовалась своему подросшему и повзрослевшему внуку, становящемуся потихоньку настоящим мужиком. Пусть не по возрасту и стати! Но кто, как не мужик, берётся отвечать за семью? Вырос Санечка, как есть вырос!

А с другой стороны, грибы ети, будь они неладны. Да и другие ево выдумки сумление порой вызывают — к добру ли? Егорка етот настропалил, научил всякому, да и утёк в город, где и сгинул. А теперь вот Сашенька… но ведь мужик? Взрослый почти!

— Пойду я, бабка, — Чиж выгрузил наконец жёлуди и снова водрузил короб на плечи. Наклонившись, он поцеловал старушку в седой висок, прикрытый вытертым платком, — До вечера ишшо пару раз обернусь, оно лишним не будет! А ты к ночи печь истопи, помоюся. Банька, оно ведь первое дело!

Тридцатая глава

Проснувшись, сел было на постели, но тут же щасливо рухнул назад, раскинув руки. Харашо-то как! Вот прям чуйствую, как по лицу расплывается улыбка, ровно как у деревенского дурачка. Вот оно, щастье!

В тепле да в неге, в собственном нумере, отгороженном занавесочкой, а?! Потом пойду по торговкам — выбирать, чем севодня изволю позавтракать. Стюдню возьму, щековины, иль может — картошки на сале. Жизнь удалась!

— Митрофан Ильич, дьявол! — Раздался хриплый голос мирового судьи, — Опять вчера всю водку вылакал, что мы на опохмел приберегали?!

— А? А… ну вылакал, и што теперь? — Забубнил проснувшийся Митрофан Ильич, завозившись за своими занавесками, — А то ты меня не знаешь! Вот зачем было оставлять бутылёк на глазах? Когда иначе-то бывало?

— Чорт лысый! Ступай теперь, да и разыщи водовки на похмелиться!