— Да, — Мигель согласно закивал головой, — хуже было бы, если б он был на стороне Бакстера. А то, что он с нами — гораздо лучше. Ведь возможно, вскоре появятся солдаты. Они начнут разбираться, куда и как исчез фургон с золотом. А американец поможет нам победить.
— Да, Мигель, — сказал Эстебан, жуя сочное мясо, — нам придется мобилизовать всех людей, мы должны выиграть эту схватку, и тогда Бакстеры будут вынуждены покинуть Сан-Мигель.
— Ты правильно говоришь, Эстебан. Если мы победим в этой схватке, тогда только мы будем царствовать в этом городке и его окрестностях. И вся контрабанда, вино, оружие, золото пойдет только через нас. И мы, действительно, сможем разбогатеть.
— Брат, как я хочу разбогатеть, — Эстебан вытер жирные руки о свой сюртук, — я хочу, чтобы у нас было много золота, очень много. И чтобы только мы были хозяева на этой земле.
— Что ж, брат, так оно и будет, — сказал дон Мигель, пряча свою ехидную улыбку в черные усы.
Двое подручных поднялись в кабинет дона Мигеля и приволокли средневековые доспехи.
— Куда нам его? — обратился один из людей.
— Да ставьте вон туда, — и Эстебан швырнул кусок недоеденного мяса в угол гостиной.
Мужчины потащили доспехи в то место, которое указал Эстебан Рохас. Они опустили доспехи рыцаря на пол и разбежались в разные стороны.
Вся присутствующая публика оживилась.
— Ха, смотрите, какой рыцарь!
— Смотрите, ведь он весь из железа. Он, наверное, думает, что его невозможно достать револьверной пулей.
Ретт Батлер, который делал вид, что он куда более пьян, чем на самом деле, неспешно вытащил из кобуры свой кольт сорок пятого калибра, взвел курок и, почти не целясь, трижды выстрелил. Кусок лат с грохотом отвалился на каменный пол.
Публика радостно заржала и принялась аплодировать.
— О, этот янки классно стреляет. Наверное, среди нас ему нет равных! — кричал один чернобородый мужчина, все время бросая взгляды на кольт Ретта Батлера.
Ретт Батлер встал со своего места, сунул револьвер в кобуру и, держа недопитый стакан виски в руках, направился к доспехам посмотреть результат своей стрельбы.
Когда до лат осталось шагов шесть, сзади прозвучало четыре выстрела карабина.
Ретт Батлер замер на месте, пули просвистели у самого его виска. Он даже немного втянул голову в плечи, но обернулся Ретт медленно и посмотрел на стреляющего.
На ступеньках, которые вели к галерее, стоял Рамон Рохас, сжимая в руках свой неизменный карабин. Он передергивал затвор и нажимал на спусковой курок. Пули одна за другой впивались в доспехи, как раз в то место, где должно было быть сердце человека, закованного в латы.
Уже четыре маленьких аккуратных отверстия были одно рядом с другим. Еще одно нажатие указательного пальца, и пуля впилась в металл, разрывая его. Все пули легли как раз в сердце, нарисовав незамысловатую фигуру, похожую на те, что художники изображают на картах и рисуют девушки, воображая, что она похожа на сердце, а юноши рисуют эту же фигуру, проткнутую стрелой.
Рамон Рохас несколько мгновений помедлил, потом сошел на несколько ступенек вниз, вскинул карабин, прижав приклад к плечу, прицелился и выстрелил последний раз.
Последний выстрел абсолютно точно дорисовал фигуру сердца на груди латника.
— Вы хорошо стреляете, вы очень хорошо стреляете, — вежливо заметил Ретт Батлер, обращаясь к Рамону Рохасу.
— Знаешь, приятель, когда хочешь убить человека, то нужно стрелять в сердце, только в сердце. И тогда считай, что твоя жертва мертва.
Рохас помедлил и сказал.
— И еще. Самое лучшее оружие — карабин.
— Возможно, — ответил ему Ретт Батлер, — но я предпочитаю кольт сорок пятого калибра.
И он положил ладонь на рукоятку своего револьвера.
Рамон Рохас подошел к рыцарю, провел пальцем по отверстиям, сделанным пулями его карабина и удовлетворенно хмыкнул.
Ретт Батлер поднял недопитый стакан и сделал маленький глоток виски.
— Знаешь, друг, когда человек с кольтом сорок пять встретится с человеком, в руках у которого винтовка, то тот, который с кольтом — труп. Так гласит мексиканская пословица.
— Возможно и так, — пожал плечами Ретт Батлер, не снимая руку с рукоятки своего револьвера.
Рамон Рохас бросил свой карабин подручному. Тот ловко поймал его, прижал к груди, как ребенка и направился наверх на галерею.
А сверху в гостиную спустилась Морисоль. Ее лицо было грустным, но взгляд оставался каким-то непримиримым.
Она посмотрела на Батлера, но тот еще раз пожала плечами, сделав вид, что первый раз в жизни видит Морисоль.
Рамон Рохас обратился к одному из своих людей.
— Хулио, возьми пять человек и проводи Морисоль в маленький дом. И смотри, чтобы все было в порядке, иначе тебе несдобровать.
— Слушаюсь, — ответил подручный.
Рохас подошел к женщине, схватил ее за голову, крепко сжал подбородок, повернул к себе и буквально впился своими крепкими зубами в ее губы.
Морисоль стояла с опущенными руками, абсолютно неподвижная, бесстрастная, как мраморная колонна.
Наконец, Рамон оторвался от ее губ и несильно оттолкнул Морисоль.
— Ступай в маленький дом. А мне нужно будет сделать кое-что. Как там, экипаж готов? — крикнул он безадресно.