— Главная стая еще не села, — ответил управляющий, — она собирается откладывать яйца и ищет, где бы ей сесть. Если мы сможем помешать главной стае опуститься на наших плантациях — дело будет в шляпе. А если ей удастся отложить яйца, то позже у нас все сожрут попрыгунчики.
Он снял насекомое, прицепившееся к его рубашке и раздавил ногтем: внутри оно было полно яиц.
В кухню вошел Джеральд. Он тоже с омерзением смахивал с себя цепляющихся за одежду насекомых.
Он с ужасом посмотрел на раздавленное насекомое в руках управляющего.
— Видите, сэр, сколько яиц? Если их еще увеличить в миллион раз? Вы когда-нибудь видели, как движется стадо попрыгунчиков? Тогда она обоснуется здесь на несколько лет. Я, конечно, точно не знаю, — сказал управляющий, но они могут обосноваться, отложив яйца. Главное — не дать сесть основной стае, иначе будет еще хуже.
«Куда же уже хуже?» — подумала Эллин.
За окном теперь земля была освещена бледно-желтым рассеянным светом, в котором мелькали тени. Тучи саранчи то густели, то редели, подобно ливню.
Управляющий сказал:
— Их подгоняет ветер, это хорошо. Если бы ветер стал еще сильнее, возможно, он перенес бы саранчу дальше.
— Да? — невесело усмехнулся Джеральд О’Хара. — И она попала бы на поля соседей? В этом тоже мало радости.
— Что, это очень сильный налет, бывало и хуже? — со страхом спросила Эллин.
Управляющий ответил ей.
— Дело пропащее. Эта стая может пролететь мимо, но уж если они начали лететь, то теперь будут появляться с юга одна за другой. А еще попрыгунчики… от них не избавишься и в два, и в три года.
Эллин в отчаянии опустилась на стул и смотрела, как Джеральд и Джонас пьют виски. Мужчины передавали бутылку из рук в руки, пока не прикончили ее.
«Ну что ж, конец так конец, а что будет дальше — только Богу известно».
И тут она взглянула на мужа. Джеральд был бледен, а между его бровями пролегла глубокая вертикальная складка. Он напряженно думал, и Эллин поняла, что ее муж никогда не покинет землю, даже если эта саранча разорит их. Ведь он вложил столько сил и умения в эту землю! Он уже сроднился с ней — и ничто не заставит его оставить здешние края. Больше он никогда не вернется в контору, ведь он уже почувствовал свободу землевладельца, ведь он уже стал настоящим плантатором.
У Эллин сжалось сердце. Лицо мужа было таким усталым, заботы проложили еще вдобавок и глубокие складки у рта.
«Бедный Джеральд!» — подумала Эллин.
Мужчина почувствовал на себе взгляд жены и попытался улыбнуться. Но эта улыбка получилась какой-то вымученной и даже страшной, потому что лицо Джеральда было перепачкано сажей, как будто он вернулся с большого пожара.
Внезапно мистер О’Хара сунул руку в карман и вытащил оттуда насекомое. Он держал его перед собой за лапку.
Эллин отшатнулась.
Но Джеральд вдруг обратился к саранче:
— Твои лапы сильные, как стальная пружина, — проговорил он вполне добродушно.
И это простое обращение и нехитрые слова словно образумило Эллин. Она вдруг поняла, что саранча — тоже божья тварь, которая тоже хочет есть, жить, которой тоже нужно плодиться.
А потом Джеральд О’Хара, хоть он вот уже четыре часа воевал с саранчой, давил, кричал на нее, сметал в большие кучи и сжигал, подошел к двери осторожно выпустил саранчу к другим, как будто боялся сделать ей больно.
И это внезапно успокоило и Эллин, и Скарлетт. Они обе внезапно приободрились.
— А зачем отец выпустил саранчу? — шепотом спросила Скарлетт у Эллин.
Мать пожала плечами.
— Отец добрый, — сама ответила на свой вопрос Скарлетт.
— Дай-ка мне еще виски, — обратился Джеральд к Эллин и устало опустился на трехногий табурет.
Та бросилась к буфету и поставила перед ним бутылку.
А в это время там, за домом, среди урагана беснующейся саранчи, рабы колотили в гонг, подбрасывали в костры сырые листья, все с ног до головы облепленные насекомыми.
Видя это в окно, Эллин содрогнулась от отвращения.
— И как только им не противно, когда они садятся на тело? — спросила она мужа.
Джеральд осуждающе посмотрел на нее.
— А что остается делать? Человек ко всему может привыкнуть, даже к этой гадости.
И Эллин внезапно оробела точно так же, как и тогда, когда впервые приехала в Тару. И муж тогда словно бы впервые увидел ее в другом свете. Ее, горожанку, с завитыми волосами, с отполированными острыми ногтями…
«Может, и мне не будет со временем противно, когда саранча сядет на меня?» — подумала Эллин.
Пропустив стаканчик-другой, Джеральд О’Хара вернулся к месту боя, пробираясь среди сверкающих коричневых полчищ саранчи.
Уже прошло пять часов с того времени, как стая опустилась на земли Тары. Через час должно было сесть солнце. Тогда опустится на землю и вся стая. Она висела над головами людей все такая же плотная, деревья сплошь были покрыты сверкающими коричневыми наростами.
Эллин плакала. Никакого просвета. Саранча, саранча, саранча, словно пожар. И Сьюлен и Кэрин плакали наверху, прижавшись к Мамушке. А та пыталась их успокоить.